— Э-э… — остроносый потер подбородок, оценивающе
оглядев одежду и внешний вид рослого талесийца. — Полкроны, добрый
господин, — объявил он наконец. По всей видимости, цены в его трактире
колебались в зависимости от оценки посетителя.
Улаф развернулся и кратко сказал Спархоку:
— Пошли отсюда.
— Где была моя голова? — Трактирщик звонко хлопнул
себя по лбу. — Пять комнат и корм для десяти коней? У меня почему-то
перепутались цифры, и я решил, что вам нужно десять комнат. Конечно, за пять комнат
полкроны — это слишком много. Два серебряных империала — это будет в самый раз.
— Я рад, что ты справился с устным счетом, —
проворчал Улаф. — Пойдем, взглянем на комнаты.
— Конечно-конечно, добрый господин. — И
трактирщик, обогнав их, поспешил вверх по лестнице.
— Ты обошелся с ним довольно круто, — со смешком
заметил Спархок.
— Я никогда не считал трактирщиков интересными
собеседниками.
Они вышли в коридор второго этажа, и Улаф заглянул в одну из
комнат.
— Проверь, есть ли там клопы, — сказал он Спархоку.
— Добрый господин! — протестующе воскликнул
трактирщик.
— Я предпочитаю спать один, — пояснил ему
Улаф. — С клопами мне тесно, а кроме того, они мешают спать.
Трактирщик нерешительно хихикнул.
— Очень смешно, добрый господин. Надо будет мне запомнить
эту шутку. Откуда вы прибыли и куда направляетесь?
Улаф одарил его долгим ледяным взглядом. Его голубые глаза
дохнули замораживающим дыханием северного ветра, под туникой многозначительно
перекатились напрягшиеся мускулы.
— Э… пожалуй, это неважно, — торопливо сказал
трактирщик. — Меня это совершенно не касается, правильно?
— Ты попал в точку, — сказал Улаф. Он огляделся по
сторонам: — Сойдет, пожалуй. Мы остаемся. Заплати ему, — прибавил он,
хлопнув Спархока по плечу, и, громко топая, спустился вниз.
Они передали коней конюхам, отнесли седельные сумки в
спальни и вернулись в общий зал, чтобы поужинать.
Келтэн, как обычно, накладывал на тарелку гору дымящегося
мяса.
— Наверно, нам придется послать за другой
коровой, — шутливо заметил Берит.
— Он еще сосунок, — добродушно заметил
Келтэн, — но ход его мыслей мне нравится. — Он ухмыльнулся Бериту, но
вдруг его ухмылка медленно погасла, и светловолосый пандионец побледнел.
Какое-то время он пристально вглядывался в лицо молодого рыцаря, затем резко
отодвинул тарелку и поднялся.
— Пожалуй, я сегодня не голоден, — проговорил
он. — Устал я что-то. Пойду спать.
Он развернулся, в несколько шагов пересек общий зал и
поднялся по лестнице, перемахивая разом через две ступеньки.
— Что это с ним стряслось? — озадаченно спросил
Улаф. — Никогда прежде не видел, чтобы Келтэн отказался от ужина.
— Истинная правда, — согласился Бевьер.
— Поговори с ним, Спархок, когда пойдешь наверх, —
посоветовал Вэнион. — Узнай, может, он заболел. Келтэн никогда не
оставляет ничего на тарелке.
— Все равно, своей или чужой, — прибавил Телэн.
Спархок не стал затягивать ужин. Он наскоро поел, пожелал
остальным спокойной ночи и поднялся наверх, чтобы потолковать с другом. Келтэн
сидел на краю кровати, закрыв лицо руками.
— В чем дело? — спросил Спархок. — Неважно
себя чувствуешь?
Келтэн отвернулся от него.
— Оставь меня в покое, — хрипло сказал он.
— И не подумаю. В чем дело?
— Неважно. — Светловолосый рыцарь громко втянул
носом воздух и провел по глазам тыльной стороной ладони. — Идем, напьемся
как следует.
— Никуда мы не пойдем, пока ты не расскажешь мне, что с
тобой приключилось.
Келтэн снова шмыгнул носом и стиснул зубы.
— Да чепуха все. Ты будешь смеяться.
— Ты меня плохо знаешь.
— Есть девушка, Спархок, и она любит другого. Теперь ты
доволен?
— Почему ты не говорил об этом раньше?
— Я только сейчас это понял.
— Келтэн, что-то я тебя совсем не понимаю. Для тебя
всегда все девушки были одинаковы. Ты и имен-то их запомнить не мог.
— На этот раз все по-другому. Ну что, пойдем пить?
— Почем ты знаешь, что она не испытывает тех же чувств
к тебе? — Спархок знал, о какой девушке идет речь, и был совершенно точно
уверен, что она и в самом деле испытывает к его другу те же чувства.
Келтэн вздохнул.
— Видит Бог, Спархок, в этом мире полным-полно людей
поумнее меня. Мне понадобилось столько времени, чтобы все расставить по местам.
Скажу тебе только одно: если он разобьет ей сердце, я убью его, будь он хоть
трижды братом по оружию.
— Может, ты хотя бы попытаешься говорить здраво?
— Она сама сказала, что любит другого, — сказала
так же ясно, как если бы бросила эти слова мне в лицо.
— Алиэн бы так не поступила.
— Откуда ты знаешь, что это Алиэн?! —
Светловолосый пандионец стремительно вскочил. — Так вы все это время
втихомолку потешались надо мной? — задиристо осведомился он.
— Не будь ослом, Келтэн. Мы бы в жизни так не
поступили. Всем нам довелось пройти через это. Не ты, знаешь ли, первым
придумал любовь.
— Так значит, все знают…
— Нет. Только я, пожалуй, если не считать Мелидиры. От
нее ничто не укроется. Так откуда взялась вся эта чушь, будто бы Алиэн любит
другого?
— Я просто все расставил по местам.
— Что ты расставил по местам? Перестань нести
околесицу, Келтэн.
— Ты слышал, как она пела в день нашего отъезда?
— Конечно, слышал. У нее прекрасный голос.
— Не о голосе речь, Спархок, а о песне, которую она
пела. «Мой красавец синеглазый».
— Ну и что?
— Это Берит, Спархок. Она влюблена в Берита.
— Да о чем ты говоришь?
