Орда, намеренная свергнуть правительство, сметя охрану,
ворвалась на территорию императорской резиденции и после короткой оргии
ликования обнаружила себя один на один с огромным замком, набитым кровожадными
эленийскими воинами, которые безжалостно используют для защиты своих крепостей
такие жуткие вещи, как кипящая смола и огонь. Ужас той ночи навсегда останется
в памяти всех цивилизованных людей. Как это обычно бывает в Тамуле, многие из
младших сыновей знатных родов присоединились к повстанцам, скорее по
запальчивости, нежели с криминальным интересом. В прошлом такие юнцы всегда
отделялись от настоящих преступников, слегка наказывались и с позором
отсылались к родителям. Защищенные высокими титулами и влиятельными родителями,
они не особенно боялись власти. Однако кипящая смола не разбирает титулов, и нежные
дворянские сынки варились в ней заживо, как и матерые преступники. Более того,
как только орда ворвалась в резиденцию, эленийцы заперли главные ворота,
захватив таким образом как виновных, так и невинных, и, ко всеобщему ужасу,
выпустили на мятежников пелойскую конницу. Когда мятеж был подавлен, ворота
снова открылись, чтобы впустить двадцать полных легионов атанов, дикарей с гор.
Атаны не получили никаких инструкций относительно невинных граждан и крушили
все на своем пути. Множество благородных юношей, любимейших студентов нашего
университета, были убиты, несмотря на показанные ими значки, удостоверяющие их
титулы и обеспечивающие полную неприкосновенность.
Хотя ни один цивилизованный человек не сможет смотреть на
эту дикость без ужаса, мы все же должны поздравить сэра Спархока и его
спутников с победой. Восстание было подавлено — нет, уничтожено этими
эленийскими дикарями и атанами.
Однако правительство его императорского величества, несмотря
на полную победу, настроило против себя многих граждан Империи. Тот факт, что,
хотя все бедствия имеют явно эленийское происхождение, сэр Спархок все же
находится в Материоне и пользуется милостью императора, не был забыт во многих
славных домах Тамула.
Ситуация еще более обострилась, когда эленийцы
воспользовались случаем послать патриарха Эмбана, обладающего высоким рангом в
Эленийской церкви и являющегося духовником королевы Эланы, назад в Чиреллос. Он
отбыл с просьбой к архипрелату выделить еще некоторое количество рыцарей церкви
для «наведения порядка».
Первый министр Пондия Субат заявил, что он становится все
более и более бессильным и ему остается только беспомощно наблюдать, как
эленийцы влияют на императора. Он поделился своими мыслями лично с автором этих
строк. Приглашение сэра Спархока оказалось не более чем первым шагом в диком и
опасном для Империи плане. Используя настоящее положение дел в Тамульской
империи, министр иностранных дел Оскайн манипулирует императором, предоставляя
Долманту повод для введения сил Церкви на Дарезийский континент.
Пишущий эти строки твердо убежден, что Империя находится
сейчас в положении, тяжелее которого не было за всю ее долгую и славную
историю. Использование атанов во время резни в императорской резиденции показывает,
что мы даже не можем полагаться на их лояльность.
К кому же обратиться за помощью? Где в этом мире мы сможем
найти силу, способную противостоять ужасным слугам Долманта Чиреллосского?
Должна ли Империя пасть на колени перед эленийскими фанатиками? Я плачу, братья
мои, о славе, которой суждено померкнуть. Огнеглавый Материон, город света, дом
истины и красоты, центр мира, обречен. Тьма наступает, и нет надежды на утро.
Часть 1 - Кинезга
Глава 1
Время проходило, и вот уже осень незаметно сменила долгое
лето. Хмурый туман клубился на улицах Огнеглавого Материона. Луна давно
поднялась, и ее бледный свет мягко очерчивал мерцающие башни и купола и
подсвечивал туман, лежащий на площадях. Город купался в сиянии тумана, и его
бледное лицо было запрокинуто к небу.
Спархок устал. Дела прошедшей недели и застарелые проблемы,
решенные им, выпили его силу до дна. Но спать не хотелось. Завернувшись в
черный пандионский плащ, он стоял на парапете, зачарованно глядя на свечение
огромного города. Он устал, но всей своей сутью стремился понять, ощутить,
оценить; и это желание не давало ему лечь и позволить его мыслям потонуть в
мягком колодце сна, а сну — разложить все мысли по полочкам.
— Что ты делаешь, Спархок? — Голос Халэда был
тихим, настолько похожим на голос его отца, что Спархок резко обернулся в
надежде увидеть вернувшегося из чертога смерти старого Кьюрика. Но это был
всего лишь Халэд — широкоплечий прямолинейный юноша с резковатыми манерами. Его
семья служила семье Спархока вот уже три поколения, и Халэд, как и его отец,
одаривал своего господина прямодушной и непосредственной преданностью.
— Я не могу уснуть, — ответил Спархок после
недолгой паузы.
— Ты знаешь, твоя жена подняла на ноги полгарнизона,
чтобы разыскать тебя. Спархок поморщился.
— Ну почему она все время такая беспокойная?
— Это твой собственный промах. Ты же знаешь, что она
всегда посылает за тобой людей, когда ты уходишь, не сказав зачем и куда. Ты
можешь спасти себе — и нам — массу времени и сил, если только будешь
предупреждать ее о своих отлучках. Мне кажется, я уже отвечал тебе на этот
вопрос не один раз.
— Не зли меня, Халэд. Ты еще хуже своего отца.
— Иногда даже издевка несет в себе истину. Итак, не
соизволишь ли ты спуститься вниз и сказать своей супруге, что все в
порядке, — до того, как она позовет рабочих ломать стены?
— Хорошо. — Спархок огляделся по сторонам и,
развернувшись, спустился с парапета. — О, кстати — ты, возможно, знаешь,
что мы скоро уезжаем.
— И куда же на этот раз?
— Нам нужно будет кое-что кое-откуда забрать. Поговори
с кузнецами. Фарэну нужно сменить подковы. Он стер подкову на правой передней
ноге до толщины бумаги.
— И это твой промах, Спархок. Он не будет так сбивать
подковы, если ты будешь сидеть в седле прямо.
— С возрастом мы все начинаем сутулиться. Это — одна из
немногих вещей, которые мы в состоянии точно предсказать.
— Спасибо. И когда мы выезжаем?
— Как только я смогу придумать достаточно убедительную
ложь для жены, чтобы уговорить ее отпустить меня одного.
— А, тогда у нас уйма времени. — Халэд выглянул за
парапет, где купался в лунном свете Материон, обернув туманом нагие
плечи. — Красиво, — заметил он.
— Это лучшее, что ты можешь сказать? Ты смотришь на
легендарнейший город во вселенной и походя бросаешь «красиво»!
