— Я не аристократ, Спархок. Я не умею изобретать пышных
фраз, чтобы впечатлить других — или себя. От меня этого не требуют. Давай-ка
спускайся, а то простудишься. У сутулых стариков, знаешь ли, здоровье хрупкое.
Королева Элана, светловолосая, бледная и прекрасная как
всегда, была в высшей степени разгневана, и Спархок заметил это сразу. Он также
заметил, что королева приложила немало усилий, чтобы выглядеть поэффектней. Ее
одежды были из темно-синего атласа, она тщательно щипала щеки, чтобы добиться
нежнейшего румянца, а волосы искусно уложила в сногсшибательную прическу. Она
ругала его за легкомыслие тоном, от которого прослезились бы деревья и
содрогнулись камни. Ее голос то взмывал, то падал до трагического шепота,
повествуя о том, что ей пришлось пережить. Спархок не мог сдержать улыбки.
Действо в роскошных королевских покоях происходило на двух уровнях одновременно
— голос Эланы выражал крайнее неудовольствие, а ее приготовления говорили о
чем-то явно противоположном.
Он извинился.
Она решила не принимать его извинений и вылетела из спальни,
громко хлопнув дверью.
— Весьма вдохновенно, — пробормотала Сефрения.
Маленькая женщина сидела в наиболее безопасном дальнем углу комнаты. Ее белое
стирикское одеяние мерцало в свете свечей.
— А, так ты заметила, — усмехнулся Спархок.
— И часто у вас такое бывает?
— О да! Она наслаждается этим. Почему ты пришла так
поздно, матушка?
— Афраэль хочет, чтобы я с тобой поговорила.
— Почему бы ей не прийти и не поговорить самой? Ей ведь
не надо идти для этого через весь город.
— Это своего рода условность, Спархок. В подобных
ситуациях я должна говорить за нее.
— А ситуация имеет особое значение?
— Имела бы, если бы ты был стириком. Мы, похоже,
вынуждены произвести кое-какие замены в отряде, который поедет за Беллиомом.
Халэд великолепно смотрится на месте своего отца, а вот решение Тиниена
отправиться в Чиреллос раздражает Афраэль. Ты можешь убедить его остаться?
— Нет, не стоит и пытаться. — Спархок покачал
головой. — Я не собираюсь рисковать его жизнью исключительно потому, что
Афраэли будет без него скучно.
— Что, с его рукой так плохо?
— Достаточно плохо. Арбалетная стрела прошла прямо
через плечевой сустав. Если он пытается ею двигать, она выпадает из сустава. А
ведь в этой руке он держит меч.
— Ты знаешь, Афраэль могла бы вылечить его.
— Я в этом не сомневаюсь, только я не позволю ей этого
делать.
— Не позволишь?
— Спроси, согласилась бы она подвергать опасности
здоровье своей матери исключительно ради симметрии. Поставьте на его место
кого-нибудь другого. Если Афраэль смогла заменить Кьюрика Халэдом, она
наверняка может найти кого-нибудь на место Тиниена. Почему это для нее так
важно?
— Тебе этого не понять.
— Так почему бы тебе не попытаться объяснить? Может
быть, я удивлю тебя своей проницательностью.
— Странное у тебя нынче ночью настроение.
— Я только что поругался с женой, а это всегда
прибавляет мне странности. Почему Афраэль считает, что так важно иметь вокруг
себя ту же самую группу людей?
— Тут дело в ощущениях. Присутствие рядом определенного
человека — это нечто большее, чем просто внешний вид и звук его голоса. Кроме
того, имеет значение образ мыслей — пожалуй, важнее всего здесь его отношение к
Афраэли. Для нее это значит очень много. И, привлекая новых людей с новыми
мыслями, ее очень легко вывести из равновесия. — Она пристально посмотрела
на него. — Не правда ли, ты ведь ничего не понял?
— Нет, суть проблемы я уловил. Как насчет Вэниона? Он
любит ее так же, как Тиниен, и она тоже его любит. Он подходит по духу, и он, в
конце концов, тоже рыцарь.
— Вэнион? Чепуха, Спархок!
— Он, знаешь ли, не калека. Он бегал наперегонки в
Сарсосе и чувствовал себя после этого так же чудесно, как после драки с
троллями.
— Я не намерена даже обсуждать этот вопрос. Спархок
пересек комнату, сжал ее запястья в своих руках и поцеловал ее ладони.
— Я люблю тебя, моя дорогая матушка, — сказал он
ей, — но я все-таки не могу выполнить твою просьбу. Не стоит заворачивать
Вэниона в вату только потому, что он может повредить себе палец. Если ты не
предложишь его Афраэли, это сделаю я.
Она выругалась по-стирикски.
— Неужели ты не понимаешь, Спархок? Я уже однажды почти
потеряла его. — В синих глазах Сефрении полыхнула непритворная
боль. — Если с ним что-нибудь случится, я умру.
— Пока с ним вроде бы ничего особенного не случилось.
Так ты сама предложишь его Афраэли, или мне сделать это?
Она вновь выругалась.
— И откуда только ты узнала все эти слова? —
спросил он. — Если это решает нашу маленькую проблему, то я что-то
задержался на пороге спальни.
— Я не вполне поняла тебя.
— Сейчас время поцелуев и улаживания отношений. Если я
сейчас замешкаюсь со смягчением неудовольствия Эланы, она обидится и решит, что
я больше не люблю ее.
— Так ты хочешь сказать, что эта сцена была не более чем
приглашением в спальню?
— Такое поведение может сбить с толку, но по некоторым
приметам я понял, что да. Иногда я бываю чересчур занят делами и забываю
уделить ей достаточно внимания. К каждой подобной речи она долго готовится, и
эта речь означает всего лишь, что она по мне соскучилась. Мы поцелуемся и
займемся друг другом, и все снова будет в порядке.
— А не проще было бы сказать тебе все это напрямик, без
излишних церемоний?
— Возможно, но это бы не так ее развлекло. Я могу идти?
— Почему ты меня избегаешь, Берит-рыцарь? —
спросила императрица Элисун со слегка обиженной ноткой в голосе.
— Ваше величество неверно понимает меня, — ответил
Берит, слегка краснея и отводя глаза.
— Я уродлива, Берит-рыцарь?
— Конечно же, нет, ваше величество.
— Почему же тогда ты не смотришь на меня?
— У эленийцев не принято смотреть на неодетую женщину,
ваше величество.
— Но я же не эленийка, сэр рыцарь. Я валезийка, и я
вовсе не неодета. На мне достаточно одежды. Если ты пойдешь со мной в мои
покои, я покажу тебе, в чем разница.
