— Ты не лучше Платима, — едва слышным шепотом
упрекнул Стрейджен. Затем он глянул вверх, прищурясь и покачивая в руке
массивный абордажный крюк. Отступив на шаг, он принялся вращать его широкими
кругами, с каждым разом все больше выпуская веревку. Затем он размахнулся и
швырнул крюк, за которым тянулась веревка, высоко вверх. Крюк пролетел над
стеной и упал по ту сторону с негромким металлическим лязгом. Стрейджен
подергал веревку, чтобы убедиться, что крюк зацепился прочно, и уселся на
траву.
— Поднимаемся? — спросила Миртаи.
— Нет еще. Кто-нибудь мог нас услышать. Подождем, пока
его любопытство не угаснет.
— Парни, что стоят ночью на страже, дорогуша, не
больно-то горят желанием бегать на всякий бряк, — пояснил Кааладор. —
Судя по моему опыту, они обычно считают, что хорошая стража — это стража без
происшествий, а потому предпочитают не сворачивать со своего маршрута, чтобы
разведать, откуда донесся подозрительный звук. Покуда никто не подожжет дом,
они не отягощают себя любопытством. Притом, — добавил он, снова переходя
на свой излюбленный говор, — каково бедолагам торчать цельную ночку на
посту, не тяпнувши ни разу хмельного? А уж после кувшинчика-другого они и
вовсе-то ни шиша не расслышат. — Он поглядел на Стрейджена и уже на
правильном эленийском языке спросил: — Не хочешь проверить окна на первом этаже
прежде, чем мы полезем на крышу?
— Нет, — сказал Стрейджен. — Когда дом запирают
снаружи, окна первого этажа проверяют не единожды, да и ночные стражники от
скуки вечно гремят дверными ручками и дергают засовы на первом этаже. Лично я
всегда предпочитал верхний этаж.
— А если и там окна заперты? — спросила Миртаи.
— Тогда разобьем стекло, — пожал он
плечами. — Здание высокое, и снизу разбитого окна никто не разглядит.
— Не промахнись, Стрейджен, — предостерег
Кааладор. — У меня предчувствие, что нам еще недели две сюда по ночам
наведываться. Здание-то большое.
— Ну так примемся за дело, — сказал Стрейджен,
поднимаясь на ноги. Он оглянулся на лужайку — туман к этому времени
сгустился, — дернул пару раз веревку, чтобы окончательно убедиться, что
крюк застрял прочно, и начал взбираться на стену.
— Ты за ним, дорогуша, — тихо сказал Кааладор
Миртаи.
— Почему ты меня так называешь? — спросила она.
— Дак, боже ж мой, по чистой дружбе, и ничего эдакого.
Ты не вздумай ябедничать своему кривоногому красавчику. Парнишка он славный,
только, ежели тебя затронуть, сущий бес.
— Это верно, — согласилась Миртаи. Она проворно
вскарабкалась вверх по веревке и оказалась на стене рядом со Стрейдженом.
— Что теперь? — спросила она.
— Когда поднимется Кааладор, заберемся на крышу и
проверим окна верхнего этажа.
— Опять с помощью крюка?
Он кивнул.
— Кажется, взломщики — наполовину обезьяны.
— Мы предпочитаем считать себя ловкими и подвижными.
Послушай-ка: если внутри мы на кого-нибудь наткнемся, вначале попробуем
затаиться. Если это не сработает, стукнем его по голове. У Кааладора с собой
бурдюк с вином. Он от души польет бедолагу вином — тем меньше будет веры его
болтовне, когда он придет в себя. Постарайся никого не убить. Придется всю ночь
прибирать за собой, а когда уйдем отсюда, тащить с собой тело. Это не обычная
кража со взломом, и мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал о нашем визите.
— Стрейджен, я это и без тебя знаю.
— Я уже видел тебя в деле, любовь моя. Если все-таки
прикончишь кого-то, постарайся пролить как можно меньше крови. Я не хочу, чтобы
восход солнца застиг меня здесь с тряпкой в руках.
— Отчего это вы оба нынче ночью так и сыплете
нежностями?
— Что-то я тебя не понял.
— Кааладор все время зовет меня «дорогуша», а ты только
что сказал: «любовь моя». Это имеет какое-то значение?
Стрейджен хохотнул.
— Шайка взломщиков, Миртаи, — довольно тесная
компания. От того, как сработает один из нас, зависит жизнь других, и это
порождает между нами весьма теплые чувства — до тех пор, пока не настанет время
делить добычу. Тогда-то обычно все теплые чувства и испаряются.
— Сарабиан, — сказала Элана, — давай-ка
расставим все по местам до того, как начнем открыто предпринимать какие-то
шаги. Министерство внутренних дел знает, что мы что-то замышляем, но мы
продолжаем делать вид, что все идет как обычно. Как правило, прежде чем
оглашать воззвания и распускать правительство, необходимо посадить под замок
всех, кто может этому помешать.
— Конечно, — согласился он, — я понимаю, что
ты права. — Они вновь стояли на крепостном валу, любуясь тем, как над
городом, выше густой пелены тумана, восходит солнце.
— Красиво, правда? — спросил император. —
Цвет тумана почти идеально сочетается с розовато-лиловым оттенком стен и
куполов.
— У тебя прекрасный город.
— В котором живет множество не столь уж прекрасных
людей. Чем я заменю полицию после того, как разгоню министерство внутренних
дел?
— По всей видимости, тебе придется объявить военное
положение.
Сарабиан моргнул.
— Боюсь, атаны не прибавят мне новых друзей. У них
весьма упрощенное понятие о справедливости.
— Сарабиан, ни мне, ни тебе не грозят перевыборы, так
что мы можем совершать непопулярные поступки.
— Только до определенной степени, — возразил
он. — Мне следует жить в мире с влиятельной аристократией Тамула, а я до
сих пор получаю протесты касательно сыновей и братьев из многих знатных родов,
которые были убиты или покалечены, когда атаны подавляли мятеж.
— Но ведь они были изменниками?
