— Нет. Должно случиться кое-что еще. — Богиня-Дитя
вздохнула и теснее прижалась к своей старшей сестре. — Пожалуйста,
Сефрения, не сердись на меня. Боюсь, тебе не понравится то, что должно
произойти, однако это необходимо. Как бы ни было тебе больно, помни, что я
люблю тебя. — Она села и протянула руки к Спархоку. — Мне нужно
поговорить с тобой… с глазу на глаз.
— Секреты? — спросил Телэн.
— У всех девушек бывают секреты, Телэн. В свое время ты
это еще узнаешь. Отъедем немного в сторону, Спархок.
Они отъехали на несколько сот ярдов от дороги и двинулись
вперед, вровень с остальными. Железные подковы Фарэна цокали по ржавому,
спекшемуся от солнца гравию пустыни.
— Мы доедем до тамульской границы, — сказала
Флейта. — То, что должно произойти, случится именно там, и прежде, чем это
случится, я покину вас.
— Покинешь?! — ошеломленно переспросил он.
— Какое-то время вы неплохо справитесь и без меня. Я не
могу присутствовать при этом событии. Тут замешаны правила приличия. Я могу
быть, как сказал Итайн, капризной и легкомысленной, но я знаю, что такое
хорошие манеры. В этом событии примет участие некто, кого оскорбило бы мое
присутствие. У нас с ним в прошлом были некоторые недоразумения, и с тех пор мы
не разговариваем друг с другом. — Она скорчила скорбную гримаску. — Это
случилось довольно давно, — созналась она, — восемь-десять
тысячелетий назад. Он сделал кое-что, что мне совершенно не понравилось, —
само собой, он не потрудился объяснить мне, зачем это делает. Я люблю его, но
он ужасно высокомерен. Он всегда держится так, словно все мы слишком тупы,
чтобы понять, что он делает, — но я-то все понимаю. Он нарушает одно из
главнейших правил. — Она махнула рукой, словно отметая что-то. — Ну
да ладно, это наше с ним личное дело. Присмотри за моей сестрой, Спархок. Ей
придется очень нелегко.
— Она заболеет?
— Наверное, она предпочла бы заболеть. —
Богиня-Дитя вздохнула. — Хотела бы я как-нибудь избавить ее от этого, но
ничего не поделаешь. Она должна пройти через это, если хочет вырасти.
— Афраэль, ей уже больше трех сотен лет.
— Ну и что? Мне в сотню раз больше, а я все еще расту.
То же относится и к Сефрении. Я славная, Спархок, но я никогда не обещала, что
со мной будет легко. Ей будет ужасно больно, но, когда она пройдет через это,
она станет намного лучше.
— Знаешь, ты говоришь загадками.
— Я и не должна говорить ясно и просто, отец. Это одно
из преимуществ моего положения.
От Кинестры до границы к западу от Сарны они продвигались не
торопясь, от оазиса к оазису. Спархок не мог бы сказать наверняка, но ему
казалось, что Афраэль чего-то ждет. Она и Вэнион много времени проводили над
картой, и прыжки отряда через выжженную солнцем пустыню становились все короче,
а стоянки в оазисах — все длиннее. Чем ближе подъезжали они к границе, тем
медленнее становилось их продвижение и все чаще они просто ехали шагом по
бесконечным пустынным землям, вовсе не прибегая к Беллиому.
— Трудно добиться каких-либо точных сведений, —
рассказывал Итайн на четвертый день после того, как они покинули
Кинестру. — В большинстве случаев свидетелями этих явлений были кочевники
пустыни, а они не настолько доверяют властям, чтобы говорить с ними откровенно.
Ходят обычные дикие басни о вампирах, вурдалаках, гарпиях и тому подобном, но
мне сдается, что эти видения по большей части являются из бурдюка с вином.
Кинезганские власти высмеивают эти россказни как бред невежественных
простолюдинов, которые слишком много пьют и слишком долго жарятся на солнце.
Тем не менее, они весьма серьезно относятся к сообщениям о сияющих.
— Послушай, Итайн, — слегка раздраженно сказал
Келтэн, — мы слышим об этих сияющих с тех пор, как прибыли в Дарезию, и
всякий раз, едва заходит речь о них, все дрожат, бледнеют и отказываются
говорить. Мы посреди пустыни, удрать тебе некуда, так расскажи нам в конце
концов, кто же они такие.
— Это будет фантастический и несколько тошнотворный
рассказ, сэр рыцарь, — предостерег Итайн.
— Ничего, у меня крепкий желудок. Это что, чудовища?
Двенадцати футов ростом и о девяти головах или что-нибудь еще в том же роде?
— Нет. На самом деле, как говорят, они похожи на самых
обычных людей.
— Почему их так странно называют? — спросил Берит.
— Может, позволишь спрашивать мне? — грубо оборвал
его Келтэн. Судя по всему, он до сих пор еще целиком не избавился от своих
подозрений насчет Берита.
— Прошу прощения, сэр Келтэн, — растерянным и
слегка задетым тоном отозвался Берит.
— Так что же? — вновь обратился Келтэн к брату
Оскайна. — Что значит это название? Почему их так называют?
— Потому что они светятся, как светлячки, сэр
Келтэн, — пожал плечами Итайн.
— И это все? — недоверчиво осведомился
Келтэн. — Целый континент готов помереть от ужаса только потому, что
какие-то люди светятся в темноте?
— Конечно нет. Их свечение — это своего рода
предупреждение. Каждый житель Дарезии знает, что, если к тебе приближается
некто, сияющий, как утренняя звезда, надо уносить ноги, спасая свою жизнь.
— Что же могут сделать эти чудища? — спросил
Телэн. — Они едят людей живьем, разрывают их на куски или что-то в этом
роде?
— Нет, — ответил мрачно Итайн. — Предание
гласит, что само их прикосновение — смерть.
— Как у ядовитых змей? — спросил Халэд.
— Намного хуже, молодой господин. От прикосновения
сияющего плоть человека гниет и разлагается, сползая с костей. Это посмертное гниение,
только вот жертва при этом еще жива. Легенды изобилуют ужаснейшими описаниями
подобных случаев. В них описываются люди, что застыли как изваяния,
душераздирающе крича от муки и ужаса, а их лица и тела между тем превращались в
слизь и стекали с костей, словно растаявший воск.
— Живописная картина, — содрогнулся Улаф. — Я
так полагаю, эта милая особенность некоторым образом мешает поддерживать
нормальные отношения с этими людьми.
— Истинно так, сэр Улаф, — усмехнулся
Итайн, — но несмотря на это, сияющие принадлежат к наиболее популярным
персонажам тамульской литературы — что немало может сказать об извращенности
нашего мышления.
— Ты имеешь в виду страшные истории? — спросил
Телэн. — Я слыхал, они многим нравятся.
— Дэльфийская литература намного сложнее подобных
опусов.
