Проблемой был и сам Стрейджен. Его незаконное происхождение
и неопределенное положение сделали его чересчур чувствительным, и он постоянно
усматривал пренебрежение к своей особе — по большей части на пустом месте. Он
маячил при дворе Эланы, словно незваный гость на пиру, который все время втайне
опасается, что его сейчас вытолкают взашей. Как надлежит чужаку, он трепетал
перед аристократией, порой считая дворян чуть ли не существами иной породы.
Мелидира понимала, что, если она решит повести Стрейджена к алтарю, первым
делом ей придется атаковать именно эту цель. Она-то знала, что титулы — бесполезный
хлам, что их можно купить, но вот как убедить в этом Стрейджена? Она могла бы
купить ему титул и превратить бастарда в аристократа, но для этого пришлось бы
раскрыть тайну, которую она хранила с детства. Мелидира всегда тщательно
скрывала то, что она принадлежит к первым богачам страны — главным образом
потому, что ее богатство было незаконного происхождения.
Вот оно! Мелидира едва не рассмеялась вслух, осознав
наконец, насколько все просто. Если она хочет стать женой Стрейджена, ей
довольно всего лишь поделиться с ним своей тайной. Это поставит их на одну
доску и напрочь сметет воображаемый барьер между ними.
Мелидира была баронессой, но этот титул принадлежал ее
семейству не так уж давно. Ее отец, широкоплечий здоровяк с копной курчавых
светлых волос, начал свою жизнь простым кузнецом в Кардосе и сколотил состояние
с помощью простенького устройства, которое сам придумал и воплотил в жизнь в
собственной кузнице. Большинство людей относится к золотым монетам как к
деньгам — то есть предмету, которому присуща внутренняя неизменная цена. Есть,
однако, и такие, кто понимает, что цена монеты заключается в готовности
общества признать, будто монета стоит столько, сколько на ней выбито слов и
цифр. Слова не меняются, даже если по ребру монеты пару раз провести острым
кинжалом. Полученные таким образом мельчайшие частички золота ничтожны, если
произвести подобное действие над одной монетой. А если обработать тысячу монет?
Власти, пытаясь помешать такой предприимчивости, во время чеканки гуртят монеты
— то есть наносят на ребро зазубринки, и, если монету поцарапать или обрезать,
этo тут же становится заметно. Отец Мелидиры изобрел способ обойти эту
хитрость. В своей кузне он со всей возможной тщательностью изготовил набор
штампов, которые восстанавливали гурт на ребре монеты, — по одному штампу
на монету каждого достоинства. Кузнецу, конечно, в жизни было бы не пропустить
через свои руки столько монет, чтобы разбогатеть, используя это хитроумное
изобретение, — но отец Мелидиры был гением. Он изготовил штампы не для
себя и не на продажу. Он попросту давал их напрокат за небольшой процент с
прибыли.
Мелидира улыбнулась. Она была точно уверена, что очень
немногие золотые монеты в Эозии сохранили свой истинный вес, и знала также, что
пять процентов разницы между настоящей и фальшивой ценой сложены в виде золотых
слитков в потайном подвале ее родового поместья неподалеку от Кардоса. Как
только ей удастся убедить Стрейджена, что она — более солидный и удачливый вор,
чем он сам, все остальное будет уже просто. Его иллюзии относительно ее
высокородной крови сменятся почти что религиозным преклонением перед ее
непревзойденной бесчестностью. Она могла бы даже показать ему источник своего
богатства, потому что всегда хранила при себе самое дорогое напоминание о
детстве — первый набор штампов, изготовленный ее отцом. Они и сейчас покоились
на бархатном ложе в резной шкатулке из палисандрового дерева, стоявшей на ее
туалетном столике, — стальные драгоценности во сто крат ценнее алмазов.
И когда Мелидира осознала, что у нее есть средство
подвигнуть Стрейджена к законному браку, — она поняла, что уже приняла
решение. Она станет его женой. При следующей же встрече она поднимет на мачте
флаги, намекающие именно на это.
Затем она подумала кое о чем другом. Деятельность ее отца
ограничивалась Эозией. Вся Тамульская империя буквально наводнена золотыми
монетами, не ведавшими прикосновения кинжала. Как только Стрейджен сообразит
это, он не пойдет — побежит к алтарю.
Мелидира улыбнулась и взяла в руки гребешок. Расчесывая
длинные волосы золотисто-медового цвета, она что-то тихонько напевала себе под
нос. Как положено истинной эленийке, она подошла к своей проблеме логически, и
логика, как бывало почти всегда, победила. Логика — штука приятная и удобная, особенно
если не хочешь связываться с нравственностью.
— Стойте! — прошипел Стрейджен, когда трое
взломщиков начали спускаться по широкой лестнице на третий этаж. — Внизу
кто-то есть.
— Что он здесь делает так поздно? — спросила
Миртаи. — Все давно разошлись.
— Пойдем да спросим у него, — предложил Кааладор.
— Не говори чепухи. Это стражник?
— Не знаю, — ответил Стрейджен. — Я его не
видел. Я только заметил отблеск свечи. Кто-то внизу открыл дверь.
— Скорее всего, какой-нибудь усердный писарь, —
пожал плечами Кааладор.
— Что теперь? — спросила Миртаи.
— Подождем, — Кааладор уселся на верхнюю
ступеньку.
Стрейджен задумался.
— Оставайтесь здесь, — сказал он, — а я пойду
гляну, в чем дело. Если он решил остаться на всю ночь, нет смысла отсиживаться
здесь до утра.
Он спустился по лестнице, бесшумно ступая по перламутровым
плиткам ногами, обутыми в мягкие кожаные туфли. Дойдя до коридора, он заметил,
что из-под двери в дальнем конце его выбивается тонкая полоска света. Стрейджен
стремительно двинулся туда с уверенностью, которую давал ему немалый опыт.
Дойдя до двери, он услышал голоса.
Стрейджен даже и не подумал подслушивать под дверью. Это
было бы чересчур по-любительски. Он проскользнул в комнату, примыкавшую к
нужной, на ощупь осторожно добрался до стены и приложил к ней ухо.
И не услышал ни единого звука. Выругавшись про себя,
Стрейджен вернулся в коридор. Миновав на цыпочках освещенную комнату, он нырнул
в соседнюю дверь — и тут же услышал, как разговаривают двое.
— Наш почтенный первый министр понемногу начинает
понимать, что к чему, — говорил скрипучий голос. — Хотя и не без
труда. Пондия Субат вообще мыслит с трудом, когда сталкивается с чем-то новым
для себя.
— Этого более или менее следовало ожидать, ваше
превосходительство. — Второй голос был знаком Стрейджену. Он принадлежал
Теовину, главе тайной полиции. — Первый министр — такая же пешка, как и
сам император.
— А, ты заметил это, — отозвался первый голос.
