— Вы, тамульцы, народ цивилизованный, а потому не
проявляете чересчур пристального интереса к чужим недостаткам. По внешности
моей сочли, что я альбинос, и сего оказалось довольно. Такое явление, хоть и
нечасто, но встречается. Один из соучеников моих — стирик — был колченог. Как
это ни странно, мы с ним сдружились. По речи твоей я вижу, что тамульский язык
немного изменился с тех пор, как я в последний раз пребывал среди твоего
народа, и сие, вероятно, затруднило бы мне возвращение в Огнеглавый Материон.
Прими, умоляю, мои нижайшие извинения касательно «Ксаданы». Воистину сия поэма
чудовищна, однако, как я и сказал, она хорошо послужила своей цели.
— Мне бы следовало самой догадаться, — резким
тоном вмешалась в разговор Сефрения. — Вся дэльфийская литература была
создана с одной-единственной целью: посеять ненависть к стирикам.
— Какова же была цель той лжи, которой вы, стирики,
многие века потчевали тамульцев? — осведомился Кедон. — Не был ли
этот замысел таков же по сути своей? Не стремились ли вы заронить в умы тамульцев
мысль о том, что мы, дэльфы, суть недочеловеки?
Сефрения пропустила мимо ушей этот вопрос.
— Неужели ваша ненависть к нам настолько сильна, что вы
решились осквернить ею сознание целой расы?
— А насколько же глубока твоя ненависть, о Сефрения из
Илары? Не пытаешься ли ты и ныне, в сей миг, отравить злобой к нам души сих
простых эленийцев? — Анари опустился в мягкое кресло и устало провел рукой
по лицу. — Сдается мне, что взаимная наша ненависть так чрезмерна, что нет
в мире средства, дабы исцелить ее. Уж лучше разделиться нам навеки. Сие
возвращает нас к тому, ради чего мы собрались здесь ныне. Желание наше в том,
чтобы отделиться от всего мира.
— Потому что вы настолько лучше нас? — с глубоким
презрением осведомилась Сефрения.
— Не лучше, о жрица, но иные. Гордыню и ложное
превосходство оставляем мы твоему народу.
— Если вам так не терпится возобновить древнюю вражду,
остальные, полагаю, предпочли бы при этом не присутствовать, — холодно
сказал Вэнион. — Вы отлично справитесь и без нашей помощи.
— Но, Вэнион, ты не знаешь, что они совершили, —
проговорила Сефрения с немой мольбой в глазах.
— По правде говоря, любовь моя, меня совершенно не
интересует то, что случилось несколько тысячелетий тому назад. Если тебе так
охота пережевывать старые обиды, займись этим в другое время. — Вэнион
поглядел на престарелого дэльфа. — Мне кажется, Кедон, у тебя на уме был
какой-то обмен. Мы бы с радостью сидели здесь и любовались, как вы с Сефренией
строгаете друг друга на ломтики, но нам, видишь ли, немного некогда. Государственные
дела, сам понимаешь.
Даже Спархок поперхнулся при этих словах.
— Ты весьма откровенен и прям, лорд Вэнион, — с
ледяным укором заметил Кедон.
— Я солдат, почтенный анари. Обмен оскорбительными
колкостями меня изрядно утомляет. Если вам с Сефренией так хочется подраться,
беритесь за топоры.
— Случалось тебе прежде иметь дело с эленийцами,
почтенный анари? — невозмутимо осведомился Итайн.
— Почти никогда.
— Тебе следовало бы прибавить это обстоятельство к
следующей благодарственной молитве. Эленийцы обладают тягостной склонностью
переходить прямо к делу. Это, конечно, ужасно по-варварски, зато сберегает уйму
времени. Полагаю, ты хотел обратиться со своим предложением к Анакхе — вот он.
Должен предостеречь тебя: лорд Вэнион сама тонкость, если сравнивать его со
Спархоком, но Анакха — именно Спархок, так что рано или поздно тебе придется
иметь с ним дело.
— Раз уж мы все сегодня решили сегодня вести себя
невежливо, вряд ли мы уйдем далеко, — сказал Спархок. — Почему бы
тебе, Кедон, не сказать, что ты хочешь от нас получить и что предлагаешь
взамен? Я обдумаю твое предложение, и мы обсудим его завтра утром, когда сумеем
вернуться в рамки вежливости.
— Слова твои мудры, Анакха, — согласился
старик. — В Тамульской империи царит смятение.
— Знаю. Мы и сами это уже заметили.
— Сие смятение устроено не против Империи, Анакха, но
ради тебя. Тебя заманили в сии земли, ибо лишь ты обладаешь властью над
Беллиомом. Враги твои алчут завладеть камнем.
— Это мы тоже знаем. Мне не нужны предисловия, Кедон.
Переходи к делу.
— Мы окажем тебе помощь в борьбе твоей, и заверяю тебя,
что без помощи оной не сможешь ты одержать победу.
— Тебе придется убедить меня в этом, но об этом мы
сможем поговорить и позже. Что вы хотите взамен?
— Дабы ты взял Беллиом и навеки запечатал нас в сей
долине.
— И это все?
— Все, о чем мы просим. Огради нас от мира, и мир
огради от нас. Всем сие будет лишь во благо — эленийцам и тамульцам, стирикам и
дэльфам. Нескончаемая мощь Беллиома пусть отделит нас от всего человечества,
дабы могли мы без помех продолжать наше путешествие.
— Путешествие?
— Сие выражение образное, Анакха. Путешествие наше
измеряется не лигами, но поколениями.
— Стало быть, простой обмен? Вы поможете нам справиться
с нашими врагами, если я запечатаю эту долину так, чтобы никто не мог ни войти
в нее, ни выйти наружу?
— Простой обмен, Анакха.
— Хорошо. Я обдумаю это.
— Она не хочет разговаривать со мной, Спархок, —
вздохнул Вэнион, — ни об этом, ни о чем-либо еще.
Седовласый магистр и его друг беседовали с глазу на глаз в
небольшой комнатке рядом с коридором, что вел к тесным, похожим на кельи
клетушкам, где гостей разместили на ночь.
— Ты вчера был чересчур прямолинеен, — заметил
Спархок.
— Нелогичное поведение меня раздражает. Жаль, что здесь
нет Афраэли. Она быстро сумела бы призвать Сефрению к порядку.
Спархок удобнее устроился в кресле.
— Я в этом не уверен, Вэнион. Не знаю, должен ли я
говорить тебе это, но у меня такое ощущение, что Афраэль не стала бы вмешиваться.
Прежде чем покинуть нас, она сказала мне, что Сефрения должна пройти через это
сама.
— А не может ли Итайн пролить хоть какой-нибудь свет на
эту вражду между стириками и дэльфами? Спархок покачал головой.
— Он не знает больше того, что уже сказал нам. Судя по
всему, это случилось во время войны с киргаями, то есть примерно десять тысяч
лет назад, так что история не может точно сказать, что же тогда произошло.
Очевидно, стирики и дэльфы были союзниками, и кто-то из них оказался
предателем.
