— Мне тоже так кажется. Итайн хотя бы догадывается, кто
именно?
— Нет. Стирики много столетий оказывали услуги
тамульцам — так же, как Эозийской церкви. Они старательно ввели в тамульскую
историю свою версию того, что случилось. Судя по тому, что сказал нам вчера
Кедон, дэльфы с той же целью проникли в Материонский университет и создали в
тамульской культуре дэльфийскую литературу. Теперь события десятитысячелетней
давности погребены под толстым слоем мифов и легенд, и, поскольку стирики и
дэльфы так долго и успешно мутили воду с двух сторон, истина, скорее всего, уже
никогда не всплывет на поверхность. — Спархок слабо усмехнулся. — Не
уверен, насколько это важно, но стирики старались обработать историков, а
дэльфы обратили свои усилия на поэтов. Любопытный контраст, не правда ли?
— Афраэль должна знать правду.
— Наверное, но она ее не скажет. Я знаю ее достаточно
хорошо, чтобы почувствовать, что молчит она намеренно. Вряд ли ей хочется,
чтобы мы знали, кто именно во всем виноват. Не знаю уж, по какой причине, но
она не желает, чтобы мы принимали чью-то сторону, и это ставит нас в довольно
трудное положение. Сомневаюсь, чтобы мы могли найти истинную причину этой
взаимной ненависти — да и так ли уж это нужно? Вряд ли ее знают даже Сефрения
или анари. За их спиной четыреста поколений истерической ненависти — и этого
довольно, чтобы их предрассудки стали тверже камня. Наша проблема в том, что
дэльфы могут задержать нас здесь настолько, насколько им заблагорассудится.
Если мы попытаемся уехать, они попросту развернут нас и направят назад, так что
рано или поздно нам придется вступить с ними в переговоры. Мы все любим
Сефрению, но, если нам доведется прийти к согласию с дэльфами, она взорвется.
— Да, это я уже понял. Что же мне делать, Спархок? Я
истекаю кровью, едва она порежет палец.
— Солги ей, — пожал плечами Спархок.
— Спархок!
— Не стоит делать этого чересчур явно, но все время
подчеркивай, что при всей своей нейтральности склоняешься на ее сторону. Я
владею Беллиомом, значит и переговоры с Кедоном вести мне. Формально в этом
деле главный — я. Извини, Вэнион, но это так. Я, а не ты, буду говорить с
Кедоном. Бросай на меня неприязненные взгляды и время от времени возражай.
Сефрения ведет себя нелогично, а потому все наши друзья, как и пристало добрым
эленийцам, обратятся против нее. Не оставляй ее в одиночестве. Ты самый близкий
ей человек, и, если ты тоже окажешься не на ее стороне, это разобьет ей
сердце. — Спархок мрачновато усмехнулся. — Впрочем, я сочту личной
услугой, если ты помешаешь ей в разгар переговоров превратить меня в лягушку.
— Вернемся немного назад, почтенный анари, —
предложил Спархок, когда они снова собрались в большом зале. — Я хочу
точно знать, во что мне предстоит ввязаться. Я не намерен сделать ничего, что
причинило бы вред стирикам. Порой они бывают несносны, но все же мы их
полюбили. — Он улыбнулся Сефрении, надеясь смягчить ее
недовольство. — Вчера ты говорил о некоем путешествии. Мне почему-то
кажется, что нам следует обсудить его подробнее. Что это за путешествие?
— Мы изменяемся, Анакха. Когда весь мир обратился
против нас, мы воззвали к Эдемусу и просили его защитить нас.
— Эдемус — ваш бог? Анари кивнул.
— До войны с киргаями мы были мирным, неискушенным,
словно дети, народом, и Эдемус жил среди нас, разделяя наши безыскусные радости
и недолгие печали. Во всем мире не было народа столь неприспособленного к
войне, как мы. — Старик взглянул на Сефрению. — Я не стану оскорблять
твою наставницу, повествуя истину о том, что сделало нас изгоями.
— Эта истина известна всем, — жестко сказала Сефрения.
— Да, это так, однако твоя истина отлична от нашей. Ты
полагаешь, что произошло одно, мы полагаем, что случилось нечто иное. Но это,
Сефрения из Илары, наше с тобою дело, и оно не касается эленийцев. Какова бы ни
была причина, Анакха, дэльфы оказались изгоями, и весь мир обратился против
нас. Тогда, как я уже говорил, мы воззвали к Эдемусу, и он ответил на наши
мольбы, наложив на нас проклятие.
— У вашего Эдемуса довольно странная манера проявлять
свои теплые чувства, — заметил Улаф.
— Только этим мог он защитить нас, сэр рыцарь. Мы не
воинственны и не владеем оружием, которым иные люди лишают друг друга жизни, а
посему Эдемус проклял нас, дабы само наше прикосновение стало оружием. Очень
скоро люди узнали, что одно касание наших рук несет с собою гибель.
— Почему же я еще жив, Кедон? — спросил
Келтэн. — В последние дни я все время помогал Ксанетии то усесться в
седло, то спешиться, и меня ее прикосновение не убило.
— Мы научились сдерживать силу проклятия, сэр рыцарь.
Таков был замысел Эдемуса, когда воздел он руку свою над нашим озером.
— Озером? Анари кивнул.
— Эдемус, не мог перенести и мысли о том, чтобы
наложить проклятие на нас самих, а посему проклял он наше озеро. Иного
источника воды у нас нет, и мы принуждены пить из него. Когда впервые пришли мы
в эту долину, разум Эдемуса был таким же незамутненно-детским, как у нас. В
озорстве своем сделал он так, чтобы воды озера светились, и свет сей наполняет
и нас. Мы утоляем жажду из озера, и воды его проникают в наши тела. В любви
своей сделал нас Эдемус похожими на богов. То было безвредное развлечение, и мы
скоро простили ему то, что он так переменил нас.
Когда же мир обратился против нас, проклял Эдемус озеро, и
воды его, измененные этим проклятием, изменили и нас. Гибельное прикосновение,
что отвращает наших врагов, однако лишь малая часть замысла нашего бога.
Обстоятельства отделили нас от мира, а намерение Эдемуса в том, чтобы увести
нас еще дальше. Мы изменяемся, друзья мои. Тела наши иные, нежели у всех людей,
то же можно сказать о наших душах. Мы не такие, какими были прежде, и не такие,
как вы. С каждым поколением неизбежная эта непохожесть все набирает силу.
Ксанетия, милая нежная Ксанетия, превосходит меня настолько, что я не в силах и
постичь всю силу ее духа. В свое время, мнится мне, станет она равной самим
богам, а то и превзойдет их.
— И тогда вы вытесните нас! — бросила
Сефрения. — Так же, как тролли когда-то вытеснили древних людей, а люди
сейчас вытесняют троллей, так вы, презренные дэльфы, станете нашими
повелителями, оттеснив наших истинных богов, и загоните нас в бесплодные
пустоши, а сами будете наслаждаться земными плодами. Именно так веками
обращались с нами, стириками, эленийцы, и мы хорошо знаем, что это такое. Вам
не так легко будет покорить нас, Кедон, и мы не станем поклоняться вам и
пресмыкаться у ваших ног, точно побитые собаки.
