— Природа младших богов Стирикума такова, что хранят
они детей своих даже от их собственной глупости, — вновь заговорил анари. —
Оттого-то стирики и принуждены обращаться к богам своим с молитвой и
заклинанием всякий раз, когда хотят они преступить начертанный человеку предел.
Не так ли, Сефрения из Илары?
Она промолчала.
— В этом суть стирикской магии, Кедон, — ответил
за нее Вэнион.
Сефрения обожгла его ненавидящим взглядом, и Спархок
мысленно застонал. Неужели нельзя было помолчать?!
Анари кивнул.
— Эдемус, как я уже говорил, ушел прежде нас, дабы
приготовить нам путь, и не может более хранить и направлять нас. Оттого он
даровал иным из нас силу творить то, что надобно свершать без его помощи.
— Неограниченная магия?! — воскликнула
Сефрения. — В ваших руках неограниченная сила богов?
— Да, иные из нас обладают ею.
— Это чудовищно! Человеческий разум не в силах постичь
суть такой силы. Не в нашей власти предугадать, что будет, если мы используем
эту силу ради исполнения наших детских капризов.
— Твоя Богиня славно обучила тебя, Сефрения из
Илары, — проговорила Ксанетия. — И мыслишь ты именно так, как она
желает, чтобы ты мыслила.
— Твоя Богиня, дорогая сестра, желает, чтобы была ты и
оставалась как дитя. Тогда только будет она уверена в любви твоей. Однако
истинно скажу тебе: Эдемус любит нас так же сильно, как любит тебя твоя
Афраэль. Его любовь, однако, принудила нас вырасти. Он предал силу свою в наши
руки, и должны мы сами принимать все последствия деяний наших, когда пускаем
эту силу в ход. Воистину, эта любовь совсем иного рода, однако и она остается
любовью. Эдемус более не направляет нас, а посему мы вольны творить что
пожелаем. — Анари мягко улыбнулся. — Простите меня, друзья мои, но у
такого глубокого старца одно лишь затаенное стремление. — Он вытянул руку
и с грустью посмотрел на нее. — Как быстро меняемся мы с течением лет, и
как тягостны эти перемены…
Изменение происходило постепенно, но то, что творилось у них
на глазах, было настолько поразительно, что казалось чудом. Иссохшая плоть
понемногу становилась полнокровной, узловатые суставы сгладились, и морщины на
коже словно растаяли. Изменялась, однако, не только рука Кедона. Морщины на его
лице исчезли бесследно, впалые щеки округлились, а редкие седые волосы
погустели, закурчавились. Под потрясенными взглядами эленийцев дэльф безо
всякого видимого усилия избавлялся от разрушительных примет времени. Он уже
превратился в юношу с чистой упругой кожей и ясным, не тронутым годами лицом.
Затем он стал уменьшаться в росте, его руки и ноги под одеждой стремительно
сокращались. Юношеский пушок исчез с его щек и подбородка, голова, казалось,
стала больше в сравнении с уменьшающимся телом…
— Этого, пожалуй, довольно! — объявил он тонким
детским голоском и улыбнулся — странно было видеть старческую улыбку на этом
мальчишеском лице. — Стоит хоть немного ошибиться в расчетах, и я
превращусь в ничто. Признаться, я уже подумывал об этом, но дела мои и
обязанности еще не завершены. Ксанетия должна исполнять свой долг, и не вправе
я отягощать ее еще и моим.
Спархок с трудом сглотнул.
— Думаю, ты все очень хорошо объяснил, Кедон, —
сдавленно проговорил он. — Мы верим, что вы способны сделать то, что
недоступно нам. — Спархок оглядел своих друзей. — Я уже предвижу
споры и доводы, — продолжал он, стараясь не встречаться взглядом с
Сефренией, — и, что бы мы ни решили, мы, видимо, все равно усомнимся в
своей правоте.
— Можно помолиться, — предложил Бевьер.
— Или бросить кости и загадать, что выпадет, —
вставил Улаф.
— Только не твои кости, — возразил Келтэн.
— Мы можем даже прибегнуть к логике, — заключил
Вэнион, — но Спархок прав. Как бы ни старались мы принять решение, мы
вполне можем просидеть здесь всю зиму и так и не прийти к согласию. — Он
также старательно избегал взгляда Сефрении.
— Ну что ж, — сказал Спархок, сунув руку во
внутренний карман рубахи, — раз уж здесь нет Афраэли, чтобы поцелуями
принудить нас к согласию, — пусть решит Беллиом.
— Спархок! — вскрикнула Сефрения.
— Анакха, нет! — почти одновременно воскликнула
Ксанетия.
— Беллиом не питает теплых чувств ни к кому из
нас, — продолжал он, — так что мы можем положиться на его
беспристрастность. Нам нужен совет, и ни Афраэль, ни Эдемус не в силах нам его
предоставить — да я и сомневаюсь, что поверил бы любому из них, учитывая все
обстоятельства. Нам нужно беспристрастное мнение, так почему бы нам не
выяснить, что обо всем этом думает Беллиом?
Глава 15
— Голубая Роза, — обратился Спархок на языке
троллей к камню, сиявшему в его руках. — Я — Анакха. Ты знаешь меня?
Сияние Беллиома слабо запульсировало, и Спархок ощутил
нежелание камня признавать его власть. Тут его осенило.
— Нам нужно поговорить, — сказал он на сей раз
по-эленийски, — и я не хочу, чтобы Кхвай и прочие слышали наш разговор.
Понимаешь ли ты меня, когда я говорю на этом языке?
На сей раз в мерцании камня ощущалось легкое любопытство.
— Отлично. Можешь ли ты каким-то образом говорить со
мной? Нам с тобой нужно принять решение. Оно слишком важно для меня, чтобы
попросту заставлять тебя исполнять мое желание, потому что я могу и ошибаться.
Я знаю, что ты не питаешь ко мне теплых чувств — как и к любому обитателю этого
мира, — но мне думается, что на сей раз наши интересы совпадают.
— Отпусти меня.
Слова были сказаны томительным шепотом, однако голос
показался Спархоку странно знакомым.
Он стремительно обернулся к Келтэну. Лицо друга застыло,
одеревенело, с губ неловко слетали слова:
— Отчего ты сотворил это со мною, Анакха? Отчего ты
поработил меня?
Архаический эленийский никак не мог исходить от самого
Келтэна, но почему Беллиом предпочел говорить именно его устами?
