— Сию минуту — да. Намерения их сейчас не лживы. Что
станется с ними завтра — сие неведомо. Род ваш непостоянен, Анакха. — В
голосе Келтэна прозвучало легкое колебание. — Говорю я сие не затем, чтобы
осудить вас, но затем, чтобы высказать свое наблюдение. Ныне можешь ты довериться
их искренности — как они могут довериться тебе. Все, что ни произойдет
впоследствии, в воле одного лишь случая.
— Так, значит, случай все же существует? —
удивился Спархок. — Нам говорят, что все, что происходит в мире,
предопределено богами.
— Кто бы ни говорил тебе сие, он заблуждался. —
Бевьер ахнул. — Странствие мое и мое дело были прерваны случаем, —
продолжал Беллиом. — Ежели мой путь возможно было изменить, отчего же не
может такое произойти с твоим? Истинно скажу тебе, Анакха: должны мы
объединиться с дэльфами в деле сем, ибо ежели не сделаем того, то наверняка
погибнем. Станет ли кто из вас обманывать другого, нет ли, зависеть будет от
обстоятельств. Сейчас сердца дэльфов чисты; сие может перемениться. Сейчас твое
сердце чисто; сие также может перемениться. Однако желаем мы того или нет, но
должны мы заключить с ними союз, иначе оба падем и вечно будем терзаться в
оковах ужаснейшего рабства.
— Ты слышал его, Бевьер, — говорила Сефрения
оливково-смуглому арсианцу, когда Спархок бесшумно вошел в комнату и застал их
поглощенными разговором, — они обожествляют озеро — источник скверны,
которая делает их отверженными.
— Но он говорил о Боге, леди Сефрения, — мягко
возражал Бевьер. — Сдается мне, он называл его Эдемусом — или что-то в
этом роде.
— Эдемус покинул их — наложил на них проклятие и
отвернулся от них.
— Анари сказал, что Эдемус ушел раньше них, чтобы
приготовить им обиталище. — Возражения Бевьера становились все
неувереннее. — Он сказал, что дэльфы изменяются — превращаются в чистый свет.
— Ложь! — отрезала она. — Свечение, которым
они отмечены, вовсе не знак благословения, Бевьер, а мета проклятия. Кедон
весьма хитроумно попытался вывернуть все наизнанку и представить дело так,
будто дэльфы превращаются в нечто святое, тогда как на деле все происходит
наоборот.
— Но они и вправду практикуют магию, Сефрения, и
подобной магии я в жизни не видывал. Я бы ни за что не поверил, что кто-то
может вернуться в детство, если бы не увидел этого собственными глазами.
— Именно об этом я и толкую, Бевьер. Они практикуют не
магию, а колдовство. Скажи, разве ты когда-нибудь видел, чтобы я подражала
Богу?
Спархок, незамеченный, попятился в коридор и направился к
келье без двери, которую занимал Вэнион.
— У нас проблема, — сказал он магистру пандионцев.
— Что, еще одна?
— Сефрения пытается перетянуть на свою сторону Бевьера.
Она внушает ему, что дэльфы занимаются колдовством. Ты же знаешь Бевьера. При
одном слове «колдовство» у него глаза лезут на лоб.
— Ну почему она никак не угомонится?! — воскликнул
Вэнион, воздевая руки к потолку. — Неужели слова Беллиома ей недостаточно?
— Она просто не хочет верить, Вэнион, — вздохнул
Спархок. — Мы сталкивались в точности с тем же, когда убеждали эленийских
крестьян, что стирики не рождаются на свет с рогами и хвостами.
— Сефрении, как никому, должны бы быть чужды подобные
предрассудки.
— Боюсь, что нет, друг мой. Стирики, похоже, хорошо
умеют ненавидеть. Что мы можем предпринять?
— Я поговорю с ней в открытую.
Спархок моргнул.
— Если станешь спорить, она превратит тебя в лягушку.
Вэнион коротко усмехнулся.
— Нет. Если помнишь, я долго жил в Сарсосе. Стирик не
может сделать ничего подобного без согласия своего бога, а Афраэль любит меня —
во всяком случае, я на это надеюсь.
— Я соберу остальных и уведу их подальше, чтобы ты мог
без помех поговорить с ней с глазу на глаз.
— Нет, Спархок, это нужно сделать при всех. Она
пытается тайком обойти нас, чтобы заполучить себе сторонников. Мы должны
довести до всеобщего сведения, что в этом деле ей нельзя доверять.
— Не лучше ли было бы вначале поговорить с ней наедине
— до того, как ты прилюдно унизишь ее? Вэнион упрямо покачал головой.
— Мы должны сделать это открыто, — объявил он.
— Тебе остается только надеяться, что Афраэль тебя
любит, — пробормотал Спархок.
— Они целиком и полностью обратились к
язычеству, — упрямо говорила Сефрения. — С тем же успехом они могли
бы поклоняться деревьям или скалам причудливой формы. У них нет ни вероучения,
ни доктрины, ни ограничений, и то, что они практикуют колдовство, — тому
доказательство. — Вэнион созвал всех в большую комнату в конце коридора, и
сейчас Сефрения настойчиво и даже резко доказывала перед ними свою правоту.
— В чем разница? — пожал плечами Телэн. —
Магия, колдовство — все это одно и то же, разве нет?
— Магия исходит от богов, Телэн, — пояснил
Бевьер. — Наша Святая Матерь в мудрости своей дозволила рыцарям церкви
изучать секреты Стирикума, дабы мы могли лучше служить ей. Однако для нас
существуют ограничения — некоторые области, куда путь нам закрыт. Колдовство не
знает ограничений, потому что оно — порождение зла.
— Дьявола, что ли? Я никогда не верил в существование
дьявола. Столько зла собрано в самих людях, что мы вполне можем обойтись и без
него. Я знавал нескольких очень злых людей, Бевьер.
— Существование дьявола доказано.
— Только не для меня.
— Мы, кажется, отвлеклись, — вмешался Улаф. —
Какое, собственно говоря, имеет значение, кому именно поклоняются дэльфы? Нам и
прежде случалось заключать союз бог весть с кем, чтобы достичь той или иной
цели. Беллиом говорит, что мы должны объединиться с дэльфами, иначе мы
проиграем. Проигрывать мне совсем не хочется, так в чем же проблема?
— Беллиом ничего не знает об этом мире, Улаф, —
сказала Сефрения.
— Тем лучше. Он подходит к делу с ясным и ничем не замутненным
пониманием. Если мне нужно спрятаться за деревом, чтобы меня не унесла лавина,
разве я стану спрашивать у дерева, кому оно поклоняется?
— Беллиом скажет или сделает все что угодно, лишь бы
обрести свободу, — настаивала Сефрения. — Вот почему я с самого
начала была против того, чтобы использовать его.
