— Нет, мой друг. Заласта выше этого. У него нет причин
доверять и эленийцам, однако он ведь сам вызвался нам помогать, помнишь? Он
реалист и, даже если разделяет чувства Сефрении, сумеет справиться с ними во
имя политической необходимости. И, если я прав, убедит Сефрению сделать то же
самое. Ей ведь необязательно любить Ксанетию — достаточно признать, что мы не
можем без нее обойтись. Если Заласта сумеет убедить ее в этом, вам с Сефренией
удастся помириться.
— Возможно.
Несколькими часами спустя Заласта вышел из комнаты Сефрении
— один. Его простоватое, типично стирикское лицо выражало глубокую
озабоченность.
— Все не так-то просто, принц Спархок, — сказал он
пандионцу, с которым встретился в коридоре. — Сефрения глубоко уязвлена и
страдает. Не понимаю, о чем только думала Афраэль.
— Кто может понять Афраэль, мудрый? — Спархок
коротко, невесело усмехнулся. — Она бывает капризной и непредсказуемой,
как никто другой. Насколько я понимаю, ей не нравится ненависть Сефрении к
дэльфам, и она решила исцелить ее — на свой лад. Боюсь, выражение «действовать во
благо кого-то», как правило, подразумевает некоторую жестокость по отношению к
этому «кому-то». Сумел ли ты внушить Сефрении хоть какое-то благоразумие?
— Мне пришлось действовать обходными путями, ваше
высочество, — ответил Заласта. — Сефрении уже нанесена тяжкая рана.
Сейчас не время впрямую нажимать на нее. По крайней мере, мне удалось уговорить
ее отложить возвращение в Сарсос.
— Это уже кое-что. А теперь пойдем поговорим с
остальными. За время твоего отсутствия случилось очень многое.
— Эти сведения исходят из достоверных источников,
анара, — холодно сказал Заласта.
— И тем не менее, Заласта Стирик, я клятвенно заверяю
тебя, что они ложны. Вот уже сто лет ни один дэльф не покидал нашей долины —
кроме как для того, чтобы передать наше приглашение Анакхе.
— Такое случалось и прежде, Заласта, — сказал
Келтэн облаченному в белое стирику. — Мы своими глазами видели, как Ребал,
держа речь перед эдомскими крестьянами, использовал самые обыкновенные фокусы.
— Вот как?
— Это были трюки, какие можно встретить на второсортных
ярмарках, мудрый, — пояснил Телэн. — Один из его пособников бросил
что-то в костер, пламя вспыхнуло, пошел густой дым, а потом человек, одетый в
древние доспехи, вылез из укрытия и принялся ораторствовать на старинном
наречии. Крестьяне, все как один, были твердо убеждены, что видели Инсетеса,
восставшего из могилы.
— Те, кто видел сияющих, мастер Телэн, были не так
легковерны, — возразил Заласта.
— Значит, тот, кто обвел их вокруг пальца, не был так
неуклюж, — пожал плечами мальчик. — Искусный фокусник может кого
угодно убедить в чем угодно — если только тот не окажется слишком близко и не
разглядит потайные проволочки. По словам Сефрении, это означает, что у наших
противников не хватает настоящих магов и они вынуждены пробавляться
мошенничеством.
Заласта нахмурился.
— Возможно и такое, — нехотя признал он. —
Сияющих видели мельком и издалека. — Он взглянул на Ксанетию. — Ты
уверена, анара? Не может быть так, что кто-то из твоих соплеменников живет сам
по себе, не в Дэльфиусе, и стакнулся с нашими врагами?
— В подобном случае, Заласта Стирик, сии дэльфы уже не
были бы дэльфами. Мы прикованы к нашему озеру. Одно лишь озеро делает нас
таковыми, каковы мы есть, и я истинно уверяю тебя, что свет, источаемый нами,
есть лишь меньшее наше отличие от иных людей. — Она сурово и печально
взглянула на него. — Ты стирик, Заласта из Илары, и кому, как не тебе,
ведать, что значит разительно отличаться от тех, кто обитает рядом с тобой.
— О да, — согласился он, — на свою беду мы
хорошо это знаем.
— Решение народа твоего обитать среди иных рас, быть
может, и годно для стириков, — продолжала Ксанетия, — для нас же сие
немыслимо. Вам доводится часто встречать презрение и вражду иных рас, однако
различия ваши не столь бросаются в глаза среди тамульцев либо эленийцев. Мы же,
дэльфы, пробуждаем страх в сердцах людей. Со временем, мнится мне, народ твой
будет принят и понят иными народами. Ветер перемен уже подул, вдохновленный в
немалой мере прочным и плодотворным союзом вашим с Церковью Чиреллоса. Рыцари
сей церкви с добротою относятся к стирикам, и могущество их, быть может, в один
прекрасный день переменит враждебные чувства эленийцев. Дэльфам, однако,
немыслимо примениться к подобному существованию. Один лишь вид наш становится
непреодолимой пропастью меж нами и иными народами, оттого-то и стремились мы к
ныне заключенному союзу. Мы отыскали Анакху и предложили ему помощь нашу в
борьбе с Киргоном. Взамен мы просим лишь одного — дабы он силой и властью
Беллиома навеки отделил нас от всего мира. Тогда никто не сможет обратиться против
нас, и мы, буде и пожелали бы, не сможем обратиться ни против кого. Сие будет
наилучшим выходом для всех.
— Мудрое решение, анара, — признал он. —
Много веков назад и мы размышляли о подобном выходе. Однако число дэльфов
невелико, и ваша потаенная долина с легкостью вместит всех. Мы, стирики, более
многочисленны и расселились по всему миру. Наши соседи вряд ли взглянули бы
благосклонно на стирикское государство, примыкающее к их границам. Мы не можем
следовать вашему примеру, но должны жить в мире, среди людей.
Ксанетия поднялась и положила руку на плечо Келтэна.
— Останься, добрый рыцарь, — промолвила
она. — Должна я побеседовать с Анакхой о будущем нашего союза. Буде он
заметит во мне фальшь, он сам лишит меня жизни.
Спархок встал, подошел к двери и открыл ее, пропуская вперед
Ксанетию. Даная, волоча за заднюю лапу Ролло, вышла следом за ними.
— В чем дело, анара? — спросил Спархок.
— Удалимся в то место наверху, где возможно будет нам
говорить без помех, — ответила она. — То, что я скажу тебе, не предназначено
для чужого слуха.
Даная одарила ее недружелюбным взглядом.
— Ты также можешь услышать слова мои, принцесса, —
заверила девочку Ксанетия.
— Как это мило с твоей стороны.
— Мы не смогли бы укрыться от нее, Ксанетия, —
сказал Спархок, — заберись мы хоть на самую высокую башню в Материоне: она
прилетела бы и туда, чтобы нас подслушать.
— Ужели ты воистину можешь летать, принцесса? —
изумлено спросила Ксанетия.
— А ты разве не можешь?
— Не вредничай, — сказал Спархок дочери. Они вновь
поднялись по лестнице на вершину донжона и вышли на крышу.
