А сейчас я гнала своих на работы. Нужно было успеть многое. Природа ждать не станет, и время не замедлит свой бег. Стоит только немного замешкаться, и упустим будущий урожай. Эти несчастные три недели в апреле решали абсолютно все. От тяжелой работы я похудела, хотя куда еще больше было – не знаю, щеки ввалились, а вещи повисли мешком. Но я не могла остановиться, ведь нужно было подавать пример. Естественно, я не лезла в самое тяжелое, но ведь женский мелкий труд порой не легче, чем мужской. Обрезка вишневых порослей – казалось бы, вот несложная работа! А если эта вишня затянула едва ли не половину сада?! Да уже к середине дня натруженные пальцы примитивный секатор не держат. А к вечеру и вовсе не гнутся.
Мужчинам тоже приходилось несладко! Поди-ка покорчуй эти самые вишневые корни, когда ни «раундапа», ни «торнадо»
[6]
в этом мире еще не изобрели. И при этом я же не давала все грести под одну гребенку – вишня там или не вишня. Под руководством мистера Гивела мы огородили побеги на саженцы, чтобы впоследствии можно было возродить сад.
Когда-то усадьба славилась своими посадками, но теперь за более чем четверть века запустения все пришло в страшный упадок! Слава богу, что многое сохранилось, хоть и в полудиком состоянии. Теперь нам предстояло все это окультурить.
К работе мы даже детей припрягли, заставив вытаскивать сушняк, обрезанные ветки и прочий мелкий мусор. Спиленные стволы деревьев мужчины выволакивали сами. А попилить было чего! Старые высохшие яблони, груши… Да чего перечислять!.. Я с дрожью вспоминаю тот малинник, который, сплетя все на свете, измельчал так, что его уже не было смысла оставлять! А до чего ж он оказался колючим!..
Но хорошо, что мы его сунулись чистить. За ним, вернее, там, где он охватывал небольшую проплешину, оказались чудесные молоденькие кустики черной смородины. Однако единственный путь к ним лежал через тот самый пресловутый малинник.
В общем, работа кипела, и никто не отлынивал. Как хорошая хозяйка, я каждый вечер благодарила всех, обсуждала то или иное направление наших дальнейших действий и давала понять, что труд любого из моих людей не остался незамеченным. И это возвращалось мне сторицей.
Вернувшись в столицу из приграничного с Соувеном Бермунга, Себастьян первым делом поспешил к королю с докладом, а после заскочил к его личному духовнику, епископу-коадъютору Фердинанду Тумбони. Епископ был в курсе всех политических дел и выступал помощником и личным представителем его величества в тайных дипломатических миссиях. Вскорости его преосвященству предстояла новая миссия – визит в Рейвель к председателю промышленной гильдии с выгодным предложением от государя. Выгода, однако, была не сиюминутная, а с дальним прицелом, поэтому председателя и главу фабрикантов нужно было еще уговорить, а сделать это лучше, чем Тумбони, никто бы не смог.
Епископ находился в своих покоях во дворце. Когда слуга проводил к нему Себастьяна, тот в сумерках сидел перед камином, в задумчивости глядя на огонь, при этом неосознанным движением медленно перебирал четки одну за другой.
– Добрый вечер, – поприветствовал маркиз Коненталь.
Тумбони вздрогнул, но, узнав Себастьяна, улыбнулся:
– А, мой друг, вы уже вернулись?! И как там у нас дела на границе? Соувен по-прежнему настороже? Только и ждет подвоха?
– Хуже, – мрачно ответил маркиз. – Мы ждем подвоха с его стороны. Они уже пару раз пытались устроить провокацию, но полковник Арчестер крепко держит своих людей.
– Все настолько плохо? – мигом посерьезнев, уточнил епископ.
– Нет, не настолько, – выдохнул мужчина и выжидательно замер у кресла.
– Прошу прощения, друг мой! – тут же повинился его преосвященство. – Я совсем забыл правила приличия и веду себя как нерадивый хозяин. Присаживайтесь! – И, повысив голос, приказал: – Магнус, подай подогретого вина маркизу! – и вновь тише добавил: – Апрельские вечера в этом году так холодны…
Когда все было исполнено, Себастьян удобно расположился перед камином в соседнем кресле. В быстро сгущающейся темноте огонь выхватывал лишь фрагменты фигур.
Наконец слуга оставил их одних, и епископ смог спросить:
– Так что происходит на границе?
– Соувен ищет малейшую зацепку, чтобы устроить драку за Ветонский залив. Мы им этого не позволяем, сдерживаем. А те в открытую пока напасть не рискуют, не имея поддержки. Я знаю, что советник соувенского короля уже направил послов в Андор и Мулор, к своим прежним союзникам, но, на наше счастье, те пока не договорились.
– То есть время у нас есть? – уточнил его преосвященство.
– Есть. Приблизительно до следующей весны, – сделав глоток пахнущего корицей и гвоздикой глинтвейна, подтвердил Себастьян. – Ну а к весне, думаю, мы все успеем. Просто должны успеть.
– Я постараюсь договориться с председателем гильдии как можно скорее.
На что маркиз лишь покачал головой:
– Промышленники больше всего на свете любят деньги. А больше денег – только быстро полученную прибыль.
– Я буду молиться Господу, чтобы все сложилось хорошо, – со всей серьезностью заверил его епископ.
Они еще немного помолчали, маркиз допил вино и отставил серебряный бокал на столик. Ему не хотелось, чтобы Тумбони понял, что его ужасно интересует одна тема, вернее, не тема, а…
– Ваше преосвященство, вы ездили по поручению епископата? Видели супругу моего кузена?
– Милое дитя, – отозвался тот, поднимая взгляд на маркиза. – Непосредственное, милое дитя чужого мира, которое изо всех сил пытается походить на нас с вами, но пока ей это плохо удается. А если вас интересует, способна ли она причинить вред королю, могу сказать однозначно – нет. А вот насчет всего остального… Я, право слово, сомневаюсь, что женщина, думающая только о лютиках и цветочках, может знать, что нам необходимо.
– Но королевская бабка…
– Королевская бабка была женщиной иного склада. Не думаю, что кто-то из ее современников видел, как она сажала розы или фиалки.
– Но попробовать стоит? – Неожиданно в своем голосе Себастьян уловил затаенную надежду. Хотя какая, к черту, надежда?! Откуда, отчего?! Поэтому, прокашлявшись, он продолжил: – Я имею в виду, попытаться все-таки стоит. Может быть, эта леди принесет такое, о чем мы и мечтать не могли?
– На все воля Господа, – философски ответил епископ. – Когда поедем в Рейвель, можно свернуть с дороги и через Истерс… В общем, мы можем заглянуть к леди Мейнмор.
– Отец за нее волнуется, – едва не начал оправдываться Себастьян за неожиданно вспыхнувшую радость, как только его преосвященство сказал, что не возражает против визита.
