Когда-то я мечтала из кучки золотых зажилить для себя хоть немножечко на будущее, но, видно, не судьба. От меня зависят люди, да и мне, честно говоря, хочется жить в более комфортных условиях, нежели в развалюхе, так что нечего сидеть на этих самых деньгах, как собака на сене. Я готовилась растрясти последнее и в ближайшие дни, как деревенские раскачаются, отправить Порриманов в город.
Май заканчивался. Народ завершил посадки, привел свои хозяйства после зимы в порядок и наконец-то созрел для совместной поездки в город. Те, у кого были лошади, предоставили их, зато я могла подкинуть аж три возка. Несмотря на то что мы прибыли сюда ранней весной, то есть на санях, местные умельцы шустро перекинули их на колеса, благо конструкция позволяла (рессор изначально никто не предусматривал), и отправились в путь еще вчера.
Была уже середина дня, когда я рубила курам лебеду. Поутру, пока солнце еще не палило нещадно, я заставила мальчишек полоть дальние грядки, а сама, вооружившись топором, рубила на чурбаке большие стебли пополам и складывала в корзину, чтобы после бросить ее в курятник – пусть молодняк порадуется.
Корзина уже была почти полной, но у моих ног лежала еще приличная куча, когда я в очередной раз занесла топор над неповинной травой. И вдруг раздался истошный вопль: «Едут!» Естественно, я промахнулась, хорошо, что хоть по ноге не попала! Чертыхнувшись и помянув про себя «в бога-душу-мать», я отложила топор в сторону и поспешила к дороге. В голове билась только одна мысль: «Случилось что-то нехорошее, раз они вернулись с полпути».
Из-за поворота выскочил босоногий деревенский постреленок. Это он кричал и на бегу махал руками, указывая назад, себе за спину. Завидев меня, он замахал еще отчаяннее и еще громче заголосил:
– Хозяйка! Еду-ут! Хозя-айка!..
Я остановилась и, заслонив рукой глаза от яркого солнца, стала ожидать худшего. Мальчишка домчался до меня и теперь, согнувшись и уперев руки в колени, задыхаясь, пытался что-то пояснить. Но из его несвязной речи можно было только разобрать: там, едут, много, богатый – и более ничего. Это взволновало меня еще сильнее.
Замерев посреди дороги, как памятник самой себе, я ждала. И верно, не прошло и полминуты, как из-за холма показалась кавалькада из пяти всадников и экипажа. У меня нехорошо екнуло в груди, а в горле пересохло. Какой еще напасти не хватало?! Кто это к нам пожаловал?
А всадники неслись, не снижая скорости. Побоявшись, что нас с мальчишкой просто затопчут, я ухватила его за руку и оттащила к обочине. Вот уже лица можно было разглядеть и одежды. Впереди ехали двое в гвардейских мундирах. Их бы я ни с чем не спутала – пока сюда добирались, насмотрелась на них вдосталь, ведь наши конвоиры как раз из гвардейцев и были. Следом еще двое, одеждой попроще, но рожи та-акие спесивые-е-е… Точно личные слуги какого-нибудь вельможи. Рядом с экипажем ехал последний – пятый – мужчина. Из-за яркого солнца он надвинул на глаза шляпу так, что лица не было видно, и, чуть ссутулившись, беседовал с тем, кто сидел в экипаже.
Внутренне подобравшись, я осталась на месте, хотя очень сильно хотелось пуститься наутек. То, что это едут к нам, я поняла сразу же, едва они показались из-за холма. Там, за ним, дорога раздваивалась, и наезженная колея вела дальше в Истрес, а полузаросшая – к усадьбе.
Заметив меня, замершую в ожидании, один из гвардейцев, пришпорив коня, поспешил подъехать поближе.
– Эй, селянка! Эта дорога ведет к усадьбе Адольдаг? – прокричал он.
Я молча махнула рукой по направлению к дому.
– А маркиза там? – уже тише спросил он, резко останавливая скакуна рядом. Тот едва на дыбы не встал, но я даже не подумала отшатнуться. Уж очень нехорошо взволновали его слова.
– Может, там, а может – нет, – пожала я плечами.
Говорить прямо и откровенно мне никак не хотелось. Но, видя, как вытянулось его лицо и сжалась рука, свободная от поводьев, пришлось добавить:
– Может, она в саду гуляет, а может, и в деревню к отцу Митчеллу пошла.
А что я еще могла сказать?! Вот, мол, друг мой любезный, перед тобой маркиза в образе селянки – загорелая лицом и руками, в разношенных башмаках, ныне больше похожих на тапки, в потертой юбке и простой блузке с открытым воротом и с платком на голове, повязанном, как у украинских баб, кончиками кверху. Когда на улице не меньше тридцати градусов жары, утягиваться, как придурочной барыне, в корсет, чтобы потом весь день в обмороке лежать, не хотелось. Работа-то на месте стоит – ее делать надо.
Гвардеец важно кивнул и, махнув рукой своим «давайте туда», пришпорил скакуна. Кавалькада поравнялась со мной и проследовала дальше. Я быстренько окинула всех взглядом в надежде узнать, кто это пожаловал. В экипаже я увидела его преосвященство епископа-коадъютора Фердинанда Тумбони. Он, опершись на дверцу, смотрел через открытое окошко на дорогу. На меня он даже внимания не обратил. Четверо всадников мне тоже были незнакомы, а вот пятый…
О черт!.. Лучше бы я ушла. Пятым, беседующим с епископом, оказался не кто иной, как Себастьян – герцогский сын собственной персоной! Не знаю, зачем его сюда занесло, но…
Кавалькада уже проехала мимо, а я попятилась в заросли у дороги, чтобы оттуда, сделав крюк, незаметно попасть в дом. Но, как назло, в последний момент взгляд Себастьяна скользнул в мою сторону. В его глазах мелькнуло узнавание, и он рывком обернулся и пристально всмотрелся в меня.
Не знаю, что на меня накатило, но неожиданно я улыбнулась и прижала палец к губам. Мужчина сначала неуверенно, а потом, все же сообразив, кивнул и как ни в чем не бывало продолжил разговор с епископом.
Я же, шепнув мальчишке, чтобы живо нашел в саду Меган, подобрала длинную юбку повыше и что есть силы припустила через кусты и задний двор к дому.
Конечно, я не успела обогнать гостей. Они уже спешились и теперь, прохаживаясь по двору, разглядывали мои клумбы и косились в сторону огородных насаждений. Перед ними, опершись на палку, стоял мистер Гивел и что-то рассказывал. Из сада, вытирая руки о длинный коричневый фартук с карманами, спешила Меган. За ней с корзиной в руках торопилась Агна. Завидев меня, прячущуюся за раскидистым вязом, Меган понятливо кивнула и, шепнув что-то на ушко Агне, не снижая скорости, рванула в дом. Агна же с корзиной направилась ко мне.
– Миледи, вы корзину на плечо и… – начала было девушка, но я, шепнув ей: «Да, знаю!», выхватила принесенное.
Агна тут же развернулась и пошла к дому, а я, взвалив на плечо полупустую корзину так, чтобы скрыть лицо, пристроилась вслед. Понятливый мистер Гивел, заметив меня с девушкой, как бы невзначай потянул гостей к дальней клумбе. А я незаметно прошмыгнула внутрь.
Не знаю, провели ли остальных прибывших наши маневры, однако, когда я уже почти вошла в дом, все, кроме Себастьяна смотрели на посадки, в особенности на помидоры, тогда как он, не отрывая глаз, наблюдал за мной.
В доме Меган уже суетилась вовсю. Бабушка Фани пыталась на скорую руку соорудить какую-нибудь постряпушку вроде тех же оладушков и одновременно поставить чайник, тогда как девушка стремилась успеть все остальное – достать мои парадно-выходные одежды, вытащить единственную расшитую скатерть, что мы успели сделать за весну, вынуть посуду для чаепития, маленькую баночку с чаем, которую я тщательно берегла. Но, завидев меня, девушка оставила все и, подхватив небольшой таз в углу, потащила его в женскую спальню. Я тут же поставила корзину к стене, зачерпнула из бочки воды большим ковшом и поспешила за ней.
