За эти два года я погрузила некогда тревожащие душу чувства в анабиоз и зажила незаметно и размеренно, искренне радуясь, что жизнь моя именно такая.
Карета мягко повернула и остановилась перед крыльцом огромного особняка. Лакей тут же распахнул дверцу и опустил подножку. Кларенс выбрался первым и, не оглядываясь, заспешил по ступенькам вверх к терявшимся в полумраке за колоннадой дверям. Я осталась сидеть внутри, не зная, что же делать. Вдруг он выскочил ненадолго, а вернувшись, разозлится, что я покинула экипаж. Однако по изумленным глазам лакея, который по-прежнему стоял в полупоклоне, я поняла, что происходит что-то не то. Робко улыбнувшись, я пожала плечами.
– Не знаю, что делать, – смущенно пояснила ему. – Я как бы…
Сбившись окончательно, я замолчала, отчего лицо у прислужника вытянулось еще сильнее. Однако он не двигался, продолжая стоять в прежней позе.
Тогда, глубоко вздохнув для храбрости, я решилась:
– Вы не могли бы мне помочь? – Брови у лакея взметнулись до середины лба, но он хранил молчание. – Понимаете, я здесь впервые и не знаю, что делать, – начала я издалека, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. – Выходить мне или оставаться? Я боюсь, что Кларенс рассердится, если я без его ведома…
Когда я назвала шатена просто Кларенсом, поскольку ни фамилии, ни титула его не знала (то, что титул у него был, я давно догадалась), лакей поперхнулся, но прерывать меня не стал.
– …сделаю что-нибудь не то. Не могли бы вы мне подсказать – как быть, чтобы ничего не нарушить?
Мой монолог произвел на лакея неизгладимое впечатление. Он молчал, наверное, с полминуты, а когда я уже начала опасаться, что мне все придется делать самой, наконец-то чопорно произнес:
– Чтобы в дальнейшем избежать недоразумений, позвольте уточнить, кто вы?
– Я Анна. Я шла с работы домой и… – тут я сбилась, не представляя, что же сказать лакею, чтобы окончательно не шокировать его, а потом решила рассказать лишь самый главный факт: – Я теперь жена Кларенса. Вот, – и протянула ему руку, несколько испачканную засохшей кровью, на которой поблескивало в свете факелов золотое кольцо с сапфиром.
Я явственно различила, как лакей подавился воздухом. Он даже вынужден был откашляться, прежде чем заговорить.
– Миледи, прошу простить мою дерзость, но я бы посоветовал вам покинуть экипаж. – Тут он протянул руку, и я, опираясь на нее, спустилась на землю. – Далее, я бы порекомендовал проследовать вам внутрь, поскольку вы прибыли в дом герцога Коненталя, дяди вашего супруга – маркиза Мейнмора.
Лакей, так же держа меня за руку, плавно повлек к дверям. Я не сопротивлялась. Даже негодование, что новоиспеченный супруг кинул меня одну перед дверями дома, не соизволив сказать, куда мы приехали, оставила при себе. Лакей-то не виноват, что у него хозяин – полная скотина.
– А еще, миледи, я смею вас остеречь, что не стоит обращаться к слугам на «вы». Я всецело предан роду Мейнмор, однако другие слуги в особняке могут оказаться не столь усердными. Ваше поведение тогда может вызвать… эм… некоторые кривотолки.
Мы подошли вплотную к дверям. Я, сжимая в руках сумку, встала так, чтобы лакею сложно было открыть для меня дверь. Тот с удивлением посмотрел на меня, но ничего комментировать не стал. Тогда я, отбросив все опасения, что вдруг сделаю что-то не так, и осторожно подбирая слова, сказала:
– Раз вы… ты всецело предан душой роду Мейнмор, не мог бы и в дальнейшем иногда подсказывать мне, что следует делать? Я опасаюсь, что своим незнанием нанесу урон чести маркиза. А мне не хотелось бы…
Рука невольно потянулась к распухшим губам, но я в последний момент удержала ее. Однако для лакея мое неоконченное движение не осталось незамеченным. Взгляд его чуточку посуровел и одновременно как бы смягчился. В глубине глаз появилась отеческая теплота.
– Зовите меня Шарль, миледи. Если я буду рядом, я постараюсь помочь вам чем смогу. А сейчас я бы вновь порекомендовал вам не задерживаться у двери. На улице холодно, вы можете озябнуть и простудиться. Да и… маркиз Мейнмор не любит, когда кто-нибудь задерживается или, упаси бог, хоть чем-то задерживает его.
Я тут же отстранилась. Шарль услужливо распахнул дверь и повел меня в глубь огромного холла.
Из неприметной дверцы высыпали три горничные, одетые в простые коричневые платья с глухим воротом, в длинные белые передники и такие же белые чепцы. Девушки дружно поклонились мне и, тихо перешептываясь, исчезли в коридоре. А из полутьмы коридора навстречу нам величественно выплыл дворецкий. Облаченный в расшитую позументом ливрею, он выглядел столь важным, словно был если не Господом Богом, то его наместником на земле. Шарль тут же перегнулся в поклоне, правда, не столь низком, как перед Кларенсом или передо мной, но столь же учтивом.
– Миледи Кларенс Мейнмор, – негромко, но отчетливо представил он меня.
Дворецкий если и был удивлен, то никак не показал этого: выражение его лица осталось ровным и беспристрастным. Едва доложив, кто я, Шарль тут же развернулся и направился к выходу, а я же как потерянная осталась стоять посреди этого необъятного и показавшегося жутко неуютным холла.
Дворецкий не меньше минуты пристально изучал меня, потом, видимо сделав для себя какие-то выводы, обронил:
– Миледи, прошу за мной, – и, развернувшись гордо, как флагманский фрегат, повел дальше в глубь дома.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Чувствовала я себя преотвратно: страх и опасение ушли, оставив взамен ощущение потерянности и мерзкий осадок в душе от пережитого унижения. Но сильнее всего давило чувство, что домой не вернуться, что не удастся все забыть как кошмарный сон, что настоящее теперь здесь, а обратно не попасть, как бы я ни старалась.
Мы дошли до парадной мраморной лестницы с фигурной позолоченной балюстрадой, ведущей на второй этаж, и дворецкий начал уже было подниматься, как навстречу нам стремительно спустился Кларенс.
Увидев меня, он остановился и, скривившись, словно откусив от незрелого лимона, выдал:
– Я думал, вы уже привели себя в порядок. Предстоит важный разговор, а вы выглядите неподобающе.
Решив никак не реагировать на его слова, я стояла молча и смотрела на него и как бы сквозь него. Я уже несколько оправилась от случившегося перед храмом и, по размышлении, решила действовать непротивлением. Мало ли что ему взбредет после, а пока не буду злить его. Лучше выждать, не накаляя обстановку, разобраться в происходящем и вот уже тогда… Что будет тогда, я пока еще не представляла, но знала четко – поломать себя не позволю. Да, я буду сгибаться под напором судьбы, но все равно выстою, выживу и выкарабкаюсь из сложившейся ситуации. В конце концов, я почти что офисный планктон, а войны и подковерные игры, которые ведутся в таких вот тихих омутах, интриги, плетущиеся, чтобы подсидеть друг друга и урвать лишний рубль к зарплате, гораздо сложнее и беспощадней, нежели чем были в эпоху Ришелье и Мазарини.
