В кухне вкусно запахло печевом.
– Вы сидите, – предупредила Меган и, подхватившись, начала доставать из духовки подрумянившиеся караваи и несладкие булки. – Сидите, сидите, – приговаривала она, дуя на обожженные пальцы, но без помощи лопатки продолжая снимать с листов хлеб. – Вы сегодня перенервничали. Вон какая оказия произошла. Но ничего. Завтра отоспитесь, и все забудется…
Она разговаривала со мной, как с маленькой, и не ждала никакой помощи. Но оно было и правильно – из меня помощник сейчас был, как из бутылки молоток.
Быстро темнело. Меган хлопотала на кухне, а я рассеянно наблюдала за ней. Мне уже было не так плохо морально, сколько становилось плохо физически. Мне казалось, что я попала под асфальтовый каток и он переехал меня туда-сюда пару раз. Я прекрасно понимала, что это последствия пережитого стресса, и поэтому всеми силами пыталась остаться внизу, а не пойти в кровать, как того требовал организм. На самом деле я просто боялась оказаться одна. Чего доброго, я могла вновь начать плакать.
В дверь снова постучали. Я вздрогнула, словно меня током ударило. Но это всего-навсего оказалась Агна, а за ее спиной стоял Питер. Видимо, они встретились по дороге. Меган ничего с порога говорить им не стала, лишь предупредила, чтобы ко мне не кидались, а потом отвела поодиночке наверх и рассказала все.
Питер ничего мне выговаривать, конечно же, не стал, но по его напряженным плечам я поняла, что он осуждает мой поступок. Агна лишь горохом скатилась вниз после беседы с Меган и, подскочив ко мне, просто обняла.
Я начала было плакать, но, поймав неожиданно теплый взгляд Питера, лишь всхлипнула, подавив слезы.
– Все нормально, – непослушными губами проговорила я. – Впредь умнее буду и стану слушать, что мне говорят…
– Миледи, я вовсе не… – начал оправдываться парень, но в дверь в очередной раз постучали.
– Да что ж это такое?! – не выдержав, всплеснула руками Меган и пошла открывать.
– Не надо, – тут же робко попросила я. – А вдруг… вдруг там они?.. – И тут же, смутившись и поняв, что сказала глупость, высвободилась из объятий Агны и махнула рукой замершей перед дверью девушке: – Не слушай меня, открывай. Они же не знают, где я живу…
На что Меган лишь пожала плечами и, откинув засов, отворила дверь.
Когда я увидела, кто, щурясь от света, шагнул из темноты к нам на порог, мои нервы не выдержали последнего за этот день испытания и сдали. Я поняла, что самым неожиданным образом проваливаюсь в обморок.
– Мой ангел, думаю, нам придется расстаться.
Женщина в просторном пеньюаре, сидящая у его ног на пуфике, в панике вскинула глаза:
– Почему??? Ты собрался жениться? И…
Но он лишь отрицательно качнул головой и мягко произнес:
– Вовсе нет. Но так будет лучше. И для тебя, и для меня, – и, наклонившись, прижал палец к ее губам: – Ш-ш-ш… Мой ангел, тише…
Конечно же, он собирался заводить семью, но потом. Как все аристократы, он намеревался однажды жениться на хорошенькой дебютантке, выбрав ее из нескольких претенденток. Она была бы знатного, довольно древнего рода, мила, воспитанна и образованна. Она рожала бы ему детей… Но это все было бы потом!
Он распланировал себе жизнь и четко следовал этому плану. Сейчас на первом месте была карьера, еще пяток лет как минимум он собирался заниматься делами, потом перевелся бы на гражданскую, а может, во дворцовую службу. Стал бы ходить в клубы для джентльменов, и только уже тогда… А тут… Жена кузена спутала все карты.
Да! Она именно жена! Чужая жена!..
Себастьян терпеть не мог, когда молодые повесы волочились за замужними дамами. Сам он никогда не приветствовал адюльтеры. Дебютантки и девицы на выданье всегда были неприкосновенны, а чужие жены… Если другие себе позволяли подобное, то он никогда. И дело было не в его репутации, не в том, что секретный агент его величества обязан блюсти честь, и не в том, чтобы не замарать фамилию. Вовсе нет, ему просто претило сбивать чужих жен с пути истинного. Однако жить монахом он, естественно, не желал. Для этого у него была Анжел, его нежная Анжел, которой он снял этот особняк на приличной улице – на Париссон-сквер. И к ней он, не скрываясь, как и полагалось мужчине его положения – то есть холостому, не связанному брачными узами, – ехал в любой момент, когда бы ни вздумалось.
Для Анжел в положении содержанки не было ничего неприличного. Многие холостые аристократы так делали, и это не считалось из ряда вон выходящим. Гораздо непристойнее было ухлестывать за чужой женой.
А Анжел… Анжел была мила, нежна, образованна, а главное, понятлива. Она никогда ничего не просила, хотя он готов был выполнить любое ее желание (конечно, в разумных пределах). Он дарил ей украшения, платья, возил на прогулки и даже в театр, смело показывая публике, правда, если там не присутствовал отец – некоторые правила все же приходилось соблюдать. С другой стороны, девушке ничего не оставалось, кроме как быть содержанкой…
Он поморщился… И хоть не он виноват в том, как сложилась ее судьба, что ей, такой нежной, с волной белокурых волос до талии, такой хрупкой – оба ее запястья он мог обхватить одной ладонью – и оказавшейся в итоге такой страстной… Порой он чувствовал себя виноватым, что все сложилось именно так.
Себастьян нашел ее в борделе, куда девушка угодила совсем недавно. Там он, скрывшись под маской, разыскивал одного подлеца и, чтобы скоротать время внизу, пока тот не соизволит выйти, потребовал себе девушку для беседы. Ему предложили Анжел. Оказалось, ее уже начали обрабатывать, но она пока не стала продажной, алчной… Не стала той «дамой», что безраздельно властвовали в подобных заведениях.
Его прежняя содержанка как раз решила выйти замуж и, испросив разрешения, уехала с каким-то купцом в провинцию. Он был свободен.
Увидев подавленный страх, который все еще плескался в глубине голубых глаз, Себастьян, до этого вовсе не предполагавший ничего подобного, предложил ей переехать к нему. После беседы девушка согласилась.
Выплатив хозяйке борделя приличную сумму, он перевез Анжел на Париссон-сквер и вот уже четыре года постоянно приезжал сюда.
И вот теперь!.. Теперь все изменилось. Он полюбил супругу своего кузена. А Анжел, его нежный ангел, вызывала сейчас лишь равнодушие и пустоту.
От этой мысли Себастьян стиснул руку в кулак и тут же разжал, поскольку понял, что, задумавшись, дернул сидящую у его ног Анжел за волосы. Та невольно вскрикнула, а на глаза навернулись слезы…
– Прости, – прошептал он, наклоняясь и целуя ее волосы. – Прости, мой ангел…
И тут же некстати перед глазами всплыла картинка, как он около двух месяцев назад вот так же успокаивал плачущую женщину…
Когда Себастьян собрался уходить и даже взялся за ручку, он вдруг замер перед дверью и, обернувшись, сказал:
– Я не хочу, чтобы ты волновалась, мой ангел. Не беспокойся о своем будущем. Этот дом я выкупил и теперь перепишу на тебя. Ты будешь его хозяйкой.
