Если поставить критерий безопасности на подобающее ему
приоритетное место, то сразу видно, что источники главных массовых страданий
советская плановая система выявляла очень хорошо и реагировала гораздо
эффективнее, нежели рыночная. И это – факт эмпирический и проверенный неоднократно
в разных условиях. А мы жили в СССР и до сих пор живем в России именно в такой
обстановке, что главное для нас – не нюансы быта, а именно фундаментальные
источники массовых страданий.
Человек, способный выстроить шкалу приоритетов, сразу бы
сообразил: «Допустим, что во Франции, внутри „золотого миллиарда“, рынок лучше
устраняет бытовые неудобства милой француженки, чем устранял бы план. Ну и
пусть его. Вы представьте Францию в наших условиях, тогда и сравнивайте. В два
счета перейдет на плановую экономику, в этом нет ни малейшего сомнения». Но
этой способности людей постепенно лишили.
Евроцентризм.
За исключением небольшого числа «антисоветских почвенников»,
о которых речь пойдет отдельно, «шестидесятники» были сначала ярко выраженными
западниками, а затем сдвинулись к евроцентризму – крайней, фундаменталистской
идеологии. Отсюда пошла вся космополитическая фразеология вроде «возвращения в
цивилизацию», «столбовой дороге цивилизации» и т.д.
Это отражено в докладе ВЦИОМ под ред. Ю.Левады – книге «Есть
мнение» (1990). Ю.А.Левада – сознательный противник советского строя, в своей
ненависти поставивший себя «по ту сторону добра и зла». Но он собрал огромный
фактический материал, ценный независимо от трактовки
социологов-"демократов". (Замечу, что в приложении к соратникам
Ю.Левады даже условное название «демократ» звучит насмешкой. Их слова источают
такую антипатию к подавляющему большинству народа, особенно к старшим
поколениям, что можно говорить о небывалом в истории антидемократизме ученых-гуманитариев.
Что еще поражает, так это принижающая человека, какая-то низменная трактовка
данных. Из всех возможных объяснений эти социологи выбирают самое «подлое»).
Резко расщеплялась в советском обществе ориентация на
зарубежный опыт, можно даже говорить о двух противоположных векторах. В «общем»
опросе опыт Японии самым ценным назвали 51,5%, а в опросе через «Литературную
газету» (то есть среди интеллигенции с довольно сильным антисоветским настроем)
– только 4%! Среди этой интеллигенции подавляющей являлась именно западническая
ориентация, чего никак нельзя сказать о «массе». Характерно упование на
иностранный капитал: тех, кто предлагает привлечь его в СССР, в то время было в
5 раз больше среди интеллигентов, чем среди «массы».
Замечу, что мы здесь говорим именно о евроцентризме как
философской установке, а вовсе не о примитивном корыстном конформизме тех, по
словам Пушкина, «для коих все равно: бегать ли им под орлом французским, или
русским языком позорить все русское – были бы только сыты». Таких у нас
хватает, но не о них речь.
Бердяев в начале ХХ века писал, что российские западники как
раз и были самыми настоящими «азиатами» – они не понимали Запада и пытались его
бессмысленно копировать. С «шестидесятниками» положение было гораздо хуже. У
них западническое эпигонство сочеталось с дремучим наивным культуртрегерством,
самомнением «инженеров человеческих душ», призванных переписать историю России.
Для популярных “публичных” антисоветских идеологов перестройки был характерен евроцентризм
самый примитивный, с неолиберальным эпигонством. Кумирами у них были Ф. фон
Хайек, Тэтчер и Рейган.
Вот, например, рассуждения очень активной в свое время
Л.Пияшевой: “Когда я размышляю о путях возрождения своей страны, мне ничего не
приходит в голову, как перенести опыт немецкого “экономического чуда” на нашу
территорию. Конституировать, как это сделало правительство Аденауэра,
экономический либерализм в чрезвычайные сроки, запретить коммунистическую
идеологию, провести всероссийский процесс покаяния, осудив всех “зачинщиков”
хотя бы посмертно, сбросить с себя груз тоталитаризма, захоронить ленинский
прах, убрать в музеи всю социалистически-коммунистическую символику и
высвободить на волю вольную всю уцелевшую и сохранившуюся в обществе предпринимательскую
инициативу. Моя надежда теплится на том, что выпущенный на свободу “дух
предпринимательства” возродит в стране и волю к жизни, и “протестантскую
этику”. И эта безграмотная белиберда написана еще в советское время, в 1990 г.
(журнал “Родина”, № 5). Возродить в России протестантскую этику! Знает ли
что-нибудь эта дамочка об истории России?
Замечательно, что антисоветские марксисты с удивительной
легкостью перешли в лагерь крайне правых буржуазных идеологов, проскочив
социал-демократию. А.Ципко пишет в том же 1990 г. (“Московские новости”, № 24):
“Все прогнозы о грядущей социал-демократизации Восточной Европы не оправдали
себя. Все эти страны идут от коммунизма к неоконсерватизму, неолиберализму,
минуя социал-демократию. Тут есть своя логика. Когда приходится начинать
сначала, а иногда и с нуля, то, конечно же, лучше идти от более старых,
проверенных веками ценностей и принципов. Консерватизм, т.е. ставка на семью,
частную собственность, частное предпринимательство… в этих условиях позволяет
ускорить восстановление жизнеспособности общества”.
Тут профессор, по своему обыкновению, наворотил бессмыслицы.
Что значит, например, что Польша в 1989 г. “начала сначала, а то и с нуля”? И
почему неолиберализм, возникший в конце 60-х годов ХХ века, “проверен веками”?
Уж если ты желаешь чего-нибудь старинного, то надо было бы брать за образец
первобытно-общинный строй, он проверен двумястами веков. Или уж на худой конец
рабство – тоже веков десять его проверяли. Читаешь и думаешь – да учился ли
А.Ципко в средней школе? Ведь уже из ее программы известно, что
капиталистическая частная собственность и частное предпринимательство – очень
недавние и специфические явления.
Отмечу, что в кругах интеллигенции, проникнутой
евроцентризмом, как раз в силу присущего евроцентризму механистического
мироощущения бедствия реформы легко выворачивают западнический энтузиазм в его
кажущийся антипод – ненависть к Западу. Это именно кажущийся антипод, поскольку
при этом сама структура мышления не меняется. Оно так и остается проникнуто
евроцентризмом. Уже опросы 1994 г. показали следующее:
«На протяжении последних лет почвеннические сантименты
характеризовали прежде всего необразованную публику. Теперь наиболее яростными
антизападниками выступили обладатели вузовских дипломов, в первую очередь
немолодые. (Респонденты такой категории ныне обнаруживают врагов российского
народа на Западе вдвое чаще, чем даже такая, преимущественно немолодая и
традиционно консервативная среда, как неквалифицированные рабочие). Именно эта
категория людей (а не молодежь!) в свое время встретила с наибольшим
энтузиазмом горбачевскую политику „нового мышления“ и оказала ей наибольшую
поддержку. Теперь они зачисляют Запад во враги вдвое чаще, чем нынешние
образованные люди более молодого возраста» («Информационный бюллетень ВЦИОМ»,
1994, № 4).
В наших антисоветчиках с особенной силой проявилось общее
свойство евроцентризма – безответственность. Механистичное мышление, не видящее
хрупкости и не признающее святости многих человеческих отношений и общественных
институтов. Сколько страшных маховиков раскрутили «шестидесятники» за время
выполнения своего проекта, скольких джиннов выпустили из бутылок!
