Каждый из нас «утрясает» свою личную биографию через
символы, только с их помощью она укладывается в то время и пространство, где
нам довелось жить. Они, как носители знания о Добре и зле, направляют наши
поступки, советуют запомнить одни и забыть другие, лепя из каждодневной рутины
нашу личную историю. Мир символов легитимирует жизнь человека в мире, придает
ей смысл и порядок. Религия – один из «срезов» мира символов, но и без нее этот
мир очень богат и полон.
Мир символов упорядочивает также историю народа, общества,
страны, связывает в нашей коллективной жизни прошлое, настоящее и будущее. В
отношении прошлого символы создают нашу общую память, благодаря которой мы
становимся народом – так же, как братья и сестры становятся семьей, сохраняя в
памяти символы детства, даже отрывочные, зыбкие, как призраки – вроде песни
матери, уходящего на войну отца или смерти деда. В отношении будущего символы
соединяют нас в народ, указывая, куда следовало бы стремиться и чего следовало
бы опасаться. Через них мы ощущаем нашу связь с предками и потомками, что и
позволяет человеку принять мысль о своей личной смерти. Мы обретаем космическое
чувство, и оно поддерживает нас в бедствиях и суете обыденной жизни.
Тем свойством, благодаря которому символы выполняют свою
легитимирующую и направляющую роль, является авторитет. Символ, лишенный
авторитета, становится разрушительной силой – он отравляет вокруг себя
пространство, поражая целостность сознания людей.
Человек, не уважающий авторитет символов, образовал ту
совокупность людей-атомов, которые в ХХ в. стали определять лицо западного
общества. Испанский философ Ортега-и-Гассет описал этот тип в печальной книге
«Восстание масс»: «Непризнание авторитетов, отказ подчиняться кому бы то ни
было – типичные черты человека массы – достигают апогея именно у этих довольно
квалифицированных людей. Как раз эти люди символизируют и в значительной степени
осуществляют современное господство масс, а их варварство – непосредственная
причина деморализации Европы».
Мир символов советского человека и стал главным объектом
духовного воздействия в антисоветской программе.
Государство опирается на «культурное ядро» общества,
включающее в себя совокупность представлений о мире и человеке, о добре и зле,
прекрасном и отвратительном, множество символов и образов, традиций и
предрассудков, знаний и опыта многих веков. Пока это ядро стабильно, в обществе
имеется «устойчивая коллективная воля», направленная на сохранение
существующего порядка. Подрыв этого «культурного ядра» и разрушение этой
коллективной воли ведут к краху государства. Подрыв совершается через
«молекулярную» агрессию в культурное ядро.
Во время перестройки идеологи перешли от «молекулярного»
разъедания мира символов, который вели «шестидесятники», к его открытому
штурму. В специальной литературе этот проект излагается спокойно и деловито.
Многое достигнуто, результаты поддаются строгому изучению, а их связь с
воздействием на сознание может быть надежно доказана (это касается, например,
динамики насилия).
Культурное ядро советского народа было основано на
соединении рациональности (ума) и единой этики (сердца), которое наблюдается у
человека традиционного общества, обладающего, как говорят, естественным
религиозным органом. Так называют способность видеть священный смысл в том, что
современному человеку кажется обыденным, профанным, технологическим (речь не
идет о религии в обычном смысле слова, и нередко у атеистов этот религиозный
орган развит сильнее, чем у формально верующих).
Вследствие этого огромное значение в таком обществе
приобретает авторитет, не подвергаемый проверке рациональными аргументами.
Население СССР испытывало влияние авторитета священных символов и институтов –
Родины, Государства, Армии. И дело не в декларациях. Дело в сокровенных
переживаниях и угрызениях совести, которые редко и, как правило, странным
образом вырываются наружу.
Поскольку советское государство было идеократическим, его
легитимация опиралась именно на авторитет символов и священных идей, а не на
спектакль индивидуального голосования (политический рынок). Многочисленные
высказывания и демократов, и патриотов, о том, будто советский строй сузил мир
символов до «классовых ценностей», являются следствием незнания или
сознательным обманом. Насколько нелепы эти утверждения, видно уже из того, что
СССР был единственной страной европейской культуры, где была проведена
государственная кампания по массовому изданию и введению в систему воспитания
народных сказок и классической литературы.
Конечно, прочность мира советских символов была подорвана
намного раньше, чем пришел Горбачев. После смерти Сталина сама власть начала не
обновление своих символов, а их разрушение или принижение. Параллельно с 60-х
годов была запущена машина манипуляции сознанием со стороны разношерстной
«партии антисоветской революции» – «сотрудников-врагов» номенклатуры типа
Сахарова (западника), Солженицына (почвенника) или Шафаревича (просвещенного
патриота) – редкого симбиоза антисоветских интеллектуалов.
Проект разрушения нашего мира символов (прежде всего, через
очернение и осмеяние) еще ждет своего историка. Однако контуры его видны уже
сегодня. Интеллигенты-западники даже бравировали своим бесстрашием в
манипуляции с символами, в солидных журналах прошел поток публикаций на эту
тему.
Жизнь без символов, без опоры, в пустоте стала выдаваться за
образец. Вот, популярный в годы перестройки философ Померанц пишет в
«Независимой газете»: «Что же оказалось нужным? Опыт жизни без почвы под
ногами, без социальной, национальной, церковной опоры. Сейчас вся Россия живет
так, как я жил десятки лет: во внешней заброшенности, во внешнем ничтожестве,
вися в воздухе… И людям стало интересно читать, как жить без почвы, держась ни
на чем». Жизнь «человека из подполья», без почвы, навязывалась всей России.
Очень быстро идеологи стали перенимать, «один к одному»,
западные технологии разрушения символов. Вот как, например, в США вытравили
память о 1 Мая. Этот день стал праздником международной солидарности трудящихся
в память о событиях 1886 г. (тогда была проведена провокация против рабочей
демонстрации, в кровопролитии были обвинены и казнены несколько анархистов).
Праздник был связан с кровью и имел большой подспудный символический смысл.
Учрежден он был в поддержку борьбы американских рабочих за 8-часовой рабочий
день. Рейган в 1984 г. объявил 1 мая «Днем закона» (в честь «200-летия
соединения закона со свободой», по поводу чего был устроен шумный праздник).
Затем к 1 мая стали приурочивать разные шумные акции, например, в 1985 г. в
этот день Рейган объявил эмбарго против Никарагуа. Главное было – изъять из
исторической памяти сами понятия о солидарности трудящихся.
Буквально тем же способом действовали антисоветские идеологи
в России – при пособничестве руководства «независимых» профсоюзов они стали
называть 1 Мая «Днем весны и труда». 7 ноября, годовщину Октябрьской революции,
Ельцин постановил «отныне считать Днем Согласия».
