Сильнодействующим средством разрушения было осмеяние,
идеологизированное острословие, имеющее своим объектом именно скрепляющие
общество символы. Хазанов и Жванецкий, Задорнов и Петросян стали влиятельными
реальными политиками.
Важную роль играло осмеяние символов государственности.
Поднимите сегодня подшивку «Огонька», «Столицы», «Московского комсомольца» тех
лет – захлебывающаяся радость по поводу любой аварии, любого инцидента. А разве
не на это было направлено устройство грандиозного концерта поп-музыки на
Красной площади и именно 22 июня 1992 г.? Красная площадь – один из больших и
сложных символов, олицетворяющих связь поколений. Это хорошо известно. Вот что
пишет французский философ С.Московичи: «Красная площадь в Москве – одна из
самых впечатляющих и наиболее продуманных. Расположена в центре города, с одной
стороны ее ограничивает Кремль. Этот бывший религиозный центр, где раньше
короновались цари, стал административным центром советской власти, которую
символизирует красная звезда. Ленин в своем мраморном мавзолее, охраняемом
солдатами, придает ей торжественный характер увековеченной Революции. В нишах
стены покоятся умершие знаменитости, которые оберегают площадь, к ним
выстраивается живая цепь, объединяющая массу вовне с высшей иерархией,
заключенной внутри. В этом пространстве в миниатюре обнаруживает себя вся
история, а вместе с ней и вся концепция объединения народа».
Все это прекрасно знали антисоветские идеологи, потому и
устроили тут концерт. И чтобы даже у тугодума не было сомнений в том, что
организуется святотатство, диктор телевидения объявил: «Будем танцевать на
самом престижном кладбище страны». То, что в могилах на Красной площади лежит
много ненавистных демократам покойников, несущественно. Цель – обесчестить
святое для русского государственного сознания место (ведь не только Мавзолей
наблюдал кривлянье, а и могила Василия Блаженного).
Важный метод вторжения в мир символов – осквернение могил
или угроза такого осквернения. Этот метод регулярно применяется политиками уже
почти десять лет. Вдруг начинается суета с угрозами в отношении Мавзолея
Ленина. Через какое-то время эта суета прекращается по невидимому сигналу. Если
учесть, какие фигуры в нее вовлекаются (вплоть до патриарха), то уровень
руководства такими акциями надо признать высоким.
Активность вокруг Мавзолея всегда инициируется людьми
образованными (Г.Старовойтова, Марк Захаров и т.п.). Они не могут не понимать,
что Мавзолей – сооружение культовое, а могила Ленина для той трети народа,
который его чтит, имеет символическое значение сродни религиозному.
В первой главе уже говорилось о том, насколько широкая и
планомерная программа проводилась и проводится с целью подрыва всего строя
символов, связанных с Великой Отечественной войной. Известный английский
военный историк Дж.Эриксон отмечал, что во время перестройки в СССР возник
«капитулянтский курс на демонтаж принципиальных итогов войны». Один из способов
подрыва авторитета символов войны – пробуждение симпатий или уважения к тем,
кто во время войны действовал на стороне гитлеровцев против СССР. Симпатий или
уважения по разным основаниям – кто-то, как Власов, боролся со сталинизмом,
кто-то имеет поэтический талант.
Здесь надо снова подчеркнуть, что эта кампания почти не
имела бы силы, если бы велась только откровенными «западниками». Именно участие
в ней «патриотов» придает ей большую силу – не путем сложения усилий, а
вследствие мощного кооперативного эффекта. Роман Г.Владимова, обеляющий
предателя Власова («Генерал и его армия») должен получить знак патриотического
качества в виде высокой похвалы от В.Бондаренко. Сам В.Бондаренко, завоевав
авторитет шумной атакой на генетика-невозвращенца Тимофеева-Ресовского, может
после этого заниматься реабилитацией целой категории предателей. Да еще с какой
патетикой: «Казненные молчанием» («Слово», 1991, № 10). Речь о писателях,
которые пережили ужасный «двадцатилетний опыт советчины» и наконец-то,
благодаря приходу оккупантов, смогли заговорить.
Вот как это трактует В.Бондаренко: «Замкнув свои уста в
довоенный период, оказавшись по разным причинам на оккупированной территории,
поэты здесь дерзнули заговорить открыто, зная, что после этого назад пути нет…
Многие из них работали в русских газетах на оккупированной территории». Что ж,
у каждого свое оружие – одни партизан вешали, другие в «русской» газете,
издаваемой немцами, трудились. Причем, скорее всего, добровольно, а не под
угрозой расстрела или голодной смерти, как большинство простых власовцев. И с
какой жалостью пишет об их судьбе после Победы наш патриотический идеолог: «А
пока вернемся к несчастным беженцам, не нужным западной демократии,
вылавливаемым советскими спецкомандами… Полиция всех стран помогала смершевцам
вылавливать русских беженцев, особенно изощрялись англичане, не уступавшие
подручным Берии и Гиммлера». Какая изощренная логика! Ведь эти «русские
беженцы», которых вылавливают “советские спецкоманды”, как раз и есть «подручные
Гиммлера».
Новый подход к деградации символов Отечественной войны был
введен в действие уже в годы перестройки – обвинение советского государства, а
потом и вообще советских людей того времени в жестоком отношении к немцам, в
том, что их «ограбили» и т.д. Публикация в специальных исторических журналах
материалов, рисующих истинную картину, не могла нейтрализовать эту кампанию,
для которой были предоставлены средства массовой информации. Не проникали к нам
и документы из Германии. Идеологи, которые подняли тему, знали истину, но она
для них никакого значения не имела.
Перечень символов, которые были сознательно лишены святости
в общественном сознании, обширен. Дело не ограничивалось теми, которые
непосредственно связаны с политическим строем или вообще государственностью
Руси, России и СССР (Сталин, затем Ленин и т.д. вплоть до Александра Невского и
князя Владимира). Много мазков было сделано и по образам Пушкина, Шолохова,
Суворова и т.д.
Особое место в технологии «штурма символов» занимает очернение
или осмеяние образа мучеников. Раньше говорилось о том значении, которое имела
атака на образ Зои Космодемьянской, вошедшей в пантеон мучениц нашего народа.
Еще более показательно «второе убийство» Павлика Морозова. В
массовом сознании было создано ложное мнение, что Павлик Морозов олицетворяет
фанатическую приверженность тоталитарной идее и преданность власти, ради
которых идет на предательство отца. Это представление стало настолько всеобщим,
что даже видные деятели «красной» оппозиции, не говоря уж о писателях-патриотах
типа В.Крупина, включили его в свой арсенал.
Все мы с детства воспринимали этот образ как символ
трагедии, высших человеческих страстей – мальчик, убитый своим дедом. Сущности
дела почти никто и не знал. Дошло до того, что многие были уверены, что мальчик
указал место, где отец-кулак спрятал хлеб от продразверстки – это в 1932 году!
Почти никто не знал даже, что как раз отец Павлика и был властью –
председателем сельсовета. Что именно он мучил и обирал кулаков, высланных в их
деревню, за что и попал под следствие.
