– Зато могу творить с живым что угодно.
– Это, конечно, достоинство, – сказала Анастасия,
усмехнулась про себя – кое-что важное она о нем все же выведала, и очень
быстро. – Так что вам нужно?
Человек в золотом венке чуть заметно усмехнулся.
– Мне нужны вы, – сказал он небрежно, даже чуточку
лениво. – Многое было, но все наскучило. Увидев вас, я понял – мне не
хватало как раз такой златовласой синеглазой королевы... Подождите! – Он
поднял ладонь, увидев ее Порывистый жест. – Я прекрасно знаю глупые обычаи
вашей так называемой Счастливой Империи – у вас там с чьей-то легкой руки
завели матриархат...
– Что завели?
– Ах да, откуда вам знать... Да вот этот самый порядок,
Когда женщины все решают и выбирают сами.
– Но ведь так было всегда, – сказала
Анастасия. – Мужчины – слабый пол.
– Ну да, сейчас. Раньше все было иначе. До того, что вы
называете Мраком... – Он вдруг громко, по-хозяйски, расхохотался и щелкнул
пальцами.
Перед Анастасией, заслоняя от нее волшебника, повисло
круглое зеркало в массивной золотой раме, и девушка увидела свое отражение –
лицо исполнено невыразимого удивления, рот приоткрыт, широко распахнуты глаза.
Словно маленькая девочка, которой показали немудреный фокус, потрясший ее до
глубины души и принятый ею за чудо.
Анастасия сердито оттолкнула зеркало ладонью, и оно растаяло
в воздухе.
– Простите мне этот смех, – сказал
волшебник. – Но у вас был несколько смешной вид...
– Откуда вы знаете, что было до Мрака?
– Я до этого вашего Мрака жил, – сказал он
совершенно спокойно, как ни в чем не бывало. – И потому, как вы понимаете,
могу сравнивать.
– Но такого не может быть?!
– Почему? Только потому, что вы ничего об этом не
знали? – Он наклонился вперед. – Я не властен над живым, но властен
над временем! Смотрите!
Он взмахнул рукой. Перед Анастасией на высоте ее глаз словно
распахнулось окно в иной мир. Перед ней проплывали улицы небывалых, волшебных
городов – несчетные этажи высоченных домов из стекла, зеленые сады, сутолока
ярко одетых людей – женщины в штанах и без штанов, в диковинных рубашках, с
голыми загорелыми ногами, а у иных ноги покрыты какой-то черной паутиной;
мужчины сплошь и рядом ничуть не похожи на мужчин – широкоплечие, сильные, а
женщины, наоборот, хрупкие, тоненькие. Нигде не видно лошадей и повозок. Во все
стороны ездят какие-то разноцветные, поблескивающие экипажи, без лошадей едут,
сами по себе, и сквозь стекла видно, что внутри сидят люди. Чуть попозже
Анастасия увидела храм вроде тех, на которые они с Ольгой набрели
давеча, – но не ветхий, полусгнивший, а ярко раскрашенный, бело-синий! И
он не стоял на земле – он ехал по гладкой серой полосе, не потрескавшейся,
ровной, а потом оторвался от нее и взлетел в небо, подпорки втянулись внутрь, и
храм исчез в синеве! Это не здание, это летучий корабль!
Анастасия вскрикнула, зажмурилась, вцепилась в подлокотники,
но они были слишком большими и круглыми, и пальцы на них не сходились. Услышав
довольный смех волшебника, она с усилием открыла глаза.
– Что это было?
– Прошлое, – сказал он. – Пятьсот лет назад.
– Они ездили вот так... И летали...
– Даже на Луну, – сказал он. – И могли еще
множество вещей, о которых вы и представления не имеете, потому что потеряли...
Вы не понимаете, сколько потеряли и на кого сейчас похожи с этими вашими
замками, конными плугами и масляными светильниками. Форменные дикари, право
слово... Не сверкайте так на меня глазами, прелестная королева. Это правда,
пусть и горькая. По сравнению с вашими далекими предками вы – невероятные
дикари. Уж не посетуйте, дорогая Анастасия, но так оно и есть...
Анастасия чувствовала себя мерзко. Кусочек иной,
многоцветной и диковинной жизни, пусть и увиденный мельком, убеждал. Как раз
потому, что это был беглый взгляд. Если вполглаза удалось увидеть настоящие
чудеса, чему же можно стать свидетелем, наблюдая прошлое долго и внимательно?
Замки-горкомы, плуги, светильники – и неугасимый свет, повозки, ездящие сами по
себе, летающие корабли, стоэтажные дома, полеты людей на Луну... Но куда все
кануло, в какую пропасть? Какие силы могли смести с лица земли столь
могущественные страны, не оставив о них и памяти?
Она поняла, что произнесла это вслух.
– Какие силы? – задумчиво повторил
волшебник. – Хотел бы я это знать...
– Боги?
– Бросьте. Нет никаких богов. Ни одного.
– А Великий Бре?
Он расхохотался. Он смеялся долго и искренне, хохотал так,
что с головы едва не слетел золотой венок. Жирные Щеки тряслись, прыгала на
груди цепь.
Все еще хохоча, он щелкнул пальцами, и Анастасия вновь
заглянула в прошлое. Очень старый человек со странным стеклянным
приспособлением на носу, в странной одежде, что-то невнятно говорил, запинаясь
и бубня, держа перед собой лист бумаги, – и на груди его золотились пять
звезд на красных ленточках! Словно на шпиле Собора. Пять звезд, и еще какие-то
золотые кружочки на цветных ленточках – с Правой стороны груди. Он стоял на
каком-то странном алтаре, а за его спиной сидели в несколько рядов такие же
старики со скучными, усталыми и печальными лицами людей, угнетенных несварением
желудка и закатом деятельных лет. Казалось, никто и не слушает бубнящего
непонятные заклинания человека с пятью звездами на груди. Как ни вслушивалась
Анастасия, она никак не могла понять, о чем бормочет этот старый и, похоже,
очень больной человек – язык был ее, родной, но смысл слов ускользал, они никак
не складывались в осмысленное целое, да и по отдельности ничего не значили.
Заклинания? Молитва?
– Кто это? – спросила она, внезапно ощутив легкую
жалость к больному старику, которому лежать бы в постели, а его вытащили на
этот странный алтарь и заставили так долго говорить, повторять глупые
заклинания.
– Да он и есть, ваш Великий Бре!
– Но как же это... – Анастасия понимала, что этот
человек не может быть богом. Никак не может.
– Вот так. Вы просто все забыли, ваши предки все
забыли. А из тех крохотных обрывочков памяти, что сохранились, вы, исказив их
до полной неузнаваемости, создали настоящую религию. С богами, чудесами,
приписываемыми им, храмами. Я понятно говорю?
– В общем, понятно, – сказала Анастасия. –
Как же так, как же так могло быть... что же теперь...
Ей казалось, что из-под ног у нее выдернули землю, и она
повисла в холодной пустоте среди холодных звезд. Неизвестно было, во что же
теперь верить, чем заполнить пустоту, пришедшую на место пусть и подточенной
еще раньше еретическими сомнениями веры. Мир перевернулся, исчезали все прежние
точки опоры, идеалы, уклад жизни, память, исчезали доблести и грехи – потому
что доблести могли оказаться бессмысленными, а грехи – отнюдь не грехами. В
голове у Анастасии вихрился неописуемый сумбур. Странное дело. она не ощутила
горечи от того, что рушились основы ее мира – скорее, тупую усталость. Быть
может, ее прежнее якшанье с еретиками, сомнения, терзания, искания и привели к
тому, что она перенесла миг крушения основ довольно спокойно. И признала его
мигом крушения основ. Слишком много чудес, слишком много необычного обрушилось
на нее. Предстояло либо сорваться в рыдания, либо перенести все стойко, с
сухими глазами, как и положено рыцарю. Пусть они были беспамятными дикарями,
все забывшими и переиначившими, но они оставались рыцарями! У них был свой мир,
и он не перестанет существовать оттого, что оказался бледной тенью, беспамятным
наследником иного, более могучего, прекрасного и удивительного. Не исчезли
добро и зло, жажда знаний, путешествий и подвигов. Что же, разбить, теперь
голову о стену, броситься на меч? Нет! Как раз теперь она обязана жить! Разве
не за Знанием она пустилась в опасные странствия? Разве она не чувствовала, что
Знание может оказаться трудным и горьким? Все, кто гадал о существовании
Древних и верил в них, в глубине души понимали, что давным-давно не обошлось
без страшной катастрофы... Она подняла голову, встретила липучий взгляд
волшебника.
