– Вы хорошо держитесь.
– Я рыцарь, – холодно сказала Анастасия. –
Как бы там ни было раньше... Что такое Мрак?
– Не знаю, смогу ли объяснить. Вернее, сможете ли вы
понять, Анастасия.
– Я постараюсь. – Ее голос не дрожал.
– Видите ли... Прошлое, конечно, может представляться
вам великолепным – эти дома, самолеты... В чем-то, конечно, оно было
великолепным – так представлялось людям. Но Природа, похоже, оказалась другого
мнения...
– Природа – это Бог? – вырвалось у Анастасии.
– Природа – это все живое, кроме человека. Это
сложнейший организм, которым мы пытались управлять и разрушали, не понимая его
величия и сложности. И Природа отомстила. Все, что обрушилось на наш мир, могли
с вескими основаниями назвать божьей карой даже неверующие. Казалось, взбесилось
все вокруг, само пространство и время сошли с ума, законы природы то ли вдруг
перестали действовать, то ли сменились новыми, о которых мы до того и не
подозревали. В разных концах земного шара... Анастасия вскинула удивленные
глаза.
– Да, шара, – повторил он. – В разных концах
земного шара происходило то, что хотелось назвать чудесами, это нарастало"
как лавина, и целые города проваливались в ничто, звезды плясали на небе, над
Эйфелевой башней носились птеродактили, в марсельскую гавань вошел фрегат
египетской эскадры Наполеона, у людей вырастали хвосты, дождь изливался с земли
в небеса или струился над землей, как река, железо становилось мягким, животные
разговаривали... Потом начался подлинный Хаос. И Мрак. Ваши жрецы правы в
одном: Хаос и Мрак действительно имели место. Грянуло... Быть Может, у Природы
есть какой-то свой стоп-кран, предохранитель, средство, которым она при крайней
нужде спасает себя – в том числе и от людей. А мы... Мы познали крохотную часть
ее законов, ее устройства, но решили, что знаем все, что можем обходиться с
ней, как с покорной служанкой. Это, наверное, самое страшное – что перед нами
было не разгневанное божество, которому можно упасть в ноги, взмолиться, что-то
объяснить, принести жертву, покаяться... Не божество, а сложнейший и
непознанный неразумный механизм, с которым невозможно договориться. Как
договориться с бурной рекой? С чумой? Нельзя договориться с атмосферой, чтобы
она давала больше кислорода. Можно не рубить деревья, которые этот кислород
дают, не загрязнять море. А мы рубили и загрязняли... Ты, наверное,
ничегошеньки не поняла?
– Отчего же, – медленно сказала Анастасия. –
Я не поняла одного – почему после всего происшедшего ты считаешь нас дикарями.
А вы, допустившие такое, – высшие существа, светочи разума... Нет, я
действительно многого в твоем рассказе не поняла, но главное ухватила. Вы впали
в то, что можно назвать грехом гордыни – по отношению к Природе. И она за то
вам отплатила... А объяснение разных непонятных слов, которых в теоем рассказе
очень много, меня, право же, не столь уж и волнует. Главное я поняла.
Впрочем... Как получилось, что ты стал... тем, что ты есть сейчас? Кем ты был
раньше? Или ты и раньше был таким, у вас были волшебники?
– Нет. Волшебников у нас не было. Раньше мое занятие
называлось младший научный сотрудник.
– Научный? – спросила Анастасия. – Значит –
ученый?
– Ну, не совсем... Сидел, писал бумажки... Для ученых.
– Так бы и говорил – писец при ученых. Их и у нас
хватает, хоть мы и дикари. Только у нас писцы называют себя писцами.
– Это совсем другое.
– Какая разница? – сказала Анастасия. – Сидел
посреди всех этих летающих и сверкающих чудес и писал бумажки. Для ученых. А
потом?
– Это сложно. Я сам все не до конца понимаю, даже
сейчас. А многое забыл с перепугу, еще тогда... Когда начался Хаос и мир
взбесился, стал дикой фантасмагорией... Ну, словом, так получилось. Так вышло.
Я вдруг обнаружил, что могу создавать предметы и управлять ими, и не испугался
– решил все это закрепить, удержать, пожелал нового умения, и чтобы оно не
исчезало, и чтобы я стал бессмертным... Одним словом, я ухватил в зубы кусочек
Хаоса, кусочек чудес и сохранил его, когда минули Хаос с Мраком и остатки
человечества начали все заново. Вот так примерно можно объяснить, если совсем
коротко.
– Понятно... – сказала Анастасия. Он рассмеялся:
– Мне самому до конца не понятно... Ну ладно. Не
поговорить ли нам о чем-нибудь более приятном? О твоих прекрасных глазах, к
примеру. Возьми бокал, не бойся.
Анастасия отпила глоток. Вино и в самом деле было отменное.
Она перехватила взгляд волшебника и насторожилась.
Мягкая ладонь легла на ее плечо. Анастасия сбросила его
руку.
– А вот так со мной не нужно! – сказала она
гневно. – Я...
– Ну да, ты рыцарь, княжна и все такое. Но на мой
взгляд, ты просто прелестная дикарочка, которую стоит приручить.
– Я только сейчас подумала... – сказала Анастасия
холодно. – Эти слухи об огненном змее, похищающем девушек... Вообще-то
многие считают их выдумками, но порой девушки и в самом деле как-то странно
исчезали...
– Каюсь, каюсь, – безмятежно сказал
волшебник. – Была когда-то у нас до Мрака такая сказочка о змее, я ее и
вспомнил случайно в свое время...
– А теперь очередная игрушка тебе надоела, и поблизости
оказалась я?
– Ты мне очень нравишься. Знаешь, не хотелось бы делать
из тебя очередную запуганную куклу. За пятьсот лет куклы могут прискучить. В
тебе чувствуется ум и сила воли. А единственному на планете королю волшебства
нужна королева.
– Польщена высокой честью, – насмешливо
поклонилась Анастасия.
– Я говорю серьезно. Ты красива и умна. Я дам тебе
Знание. Понимаешь? Не груду золота, а Знание. Ты сможешь узнать все, что только
захочешь. Попадать в любой уголок этого мира. Все знание, какое у меня есть,
будет и твоим. Подумай, королева моя.
Искушение было велико. Огромно. Настолько, что Анастасия
какой-то миг всерьез колебалась, прежде чем поняла – королевой она не будет.
Станет исправной наложницей, будет платить собой за крохи знания, полученные с
ладони капризного хозяина. Знания, которого не она сама добилась, которое не
сама обрела, мертвого знания, бесполезного, потому что ни с кем она поделиться
не сможет. Птица в золотой клетке. Стоит ли жизнь в клетке, пусть и сложенной
из поразительных чудес, радости познания мира, пусть и дикарского, как его этот
жалкий волшебник презрительно именует? Стоит ли радости свободы?
На эти мысли наложилась прежняя гордость – как смеет мужчина
выбирать и повелевать? Смеет класть руки на плечи, пялиться маслеными глазами?
Как бы там ни было раньше, сейчас все идет, как идет вот уже пятьсот лет, он
сам сказал, что пятьсот!
Она вновь отбросила с плеча горячую ладонь, выпрямилась:
– Нет!
– Тебя не привлекают знания?
– Меня не привлекаешь ты, – сказала Анастасия и
встала.
