– Может, по нужде пошел?
– Да нет его нигде! Анастасия, мне это не нравится!
Анастасии это тоже не нравилось. И даже более того, встревожило не на шутку.
Капитан ни за что не отправился бы один в город – просто так, на ночь глядя, не
предупредив.
– А если они начали брать нас по одному? –
спросила Ольга тревожно.
– Случается вообще-то, – сказала Анастасия. –
Но что-то я плохо верю. Катерина явно не ставила в известность местных... Нас
могли взять сразу и всех. Людей знатнее нас хватали открыто, средь бела дня,
тем более мы здесь чужие, а Серый Кардинал тут не из пугливых... Они
переглянулись.
– Кошка белобрысая... – зло сказала Анастасия
сквозь зубы.
– Думаешь? Даже от нее трудно ожидать...
– Пошли. – Анастасия решительно поднялась. –
Все-таки мы в городе, не в лесу, всегда найдется кто-то, что-то видевший...
Они вышли в полутемный двор, где никого уже не было. Ольга
показала на боковое крыльцо в трапезную:
– Он вошел туда. Оттуда он мог выйти в жилое крыло или
вернуться той же дорогой. Но в комнаты он не проходил, я спрашивала. Его бы
заметили, сейчас только о нем и говорят. Выходит, он вернулся во двор. К тому
времени двор был пуст, а я зашла в конюшню и не могла оттуда видеть двора...
Анастасию почтительно тронули за рукав. Она обернулась так
порывисто, что рослая девица-конюх испуганно отскочила, но тут же придвинулась
ближе, оглянулась:
– Да простит мне мою дерзость светлая княжна... Но не
ищет ли она какой пропажи?
– Ищу, – сказала Анастасия, пытаясь рассмотреть в
полумраке ее широкое лицо. – Своего псаря.
– Того, что так складно и красиво пел?
– Того самого.
– Боюсь, светлая княжна, ему вдруг предложили лучшее
место...
– Говори!
– Тс-с! – Девица с широкой и конопатой плутовской
рожей приложила палец к губам. – Вы уедете, светла княжна, а мне тут
жить...
Анастасия рванула из кармана джинсов кожаный тяжелый
мешочек, дернула завязку. Не раздумывая, высыпала все золото в ладонь и сунула
конопатой:
– Говори!
Конопатая попробовала одну монету на зуб, удовлетворенно
хмыкнула и почти беззвучно ссыпала золото в карман. Увлекла их в густую тень к
створке ворот:
– Я стояла вон там, светлая княжна. Там темно, от ворот
меня не было видно. Твой псарь вышел из трапезной, и тут появляется этот
усатый. Из тех, здоровенных, как бабы, которые в свите состоят у.... Поняла?
– Дальше!
– Попросил твоего псаря отойти к воротам. Что-то по
секрету обещал сказать. Он и пошел. Ну, тут подскакивают сзади еще двое и
шух! – на него мешок. Узкий такой. Раз – и сразу до пят запаковали. В
таком мешке не побрыкаешься, человек как связанный...
– Знаю, – сказала Анастасия. – Так снимают
часовых. Дальше!
– И все. Мешок поперек седла – и только подковы
замелькали.
– Все?
– Все, клянусь улыбкой Великого Бре! Анастасия молча
выхватила у Ольги кошелек и, не развязывая, запихала в карман конопатой. Та
колебалась:
– Страшно... Ну ладно уж... В горком к ней его бы не
повезли, она опасается чересчур уж выдрючиваться. Кардинал рядом. А есть у нее
охотничий домик – на седьмой версте свернуть в лес, влево, и тропа приведет
прямиком... Бывало такое...
– Ему что-нибудь грозит? Конопатая прыснула:
– Жизни его, точно, ничего не грозит. А вот
добродетели... Тут ручаться никак нельзя. – Даже в темноте можно было
разглядеть ее широкую ухмылку. Анастасия в ярости махнула рукой:
– Прочь!
Девица шмыгнула в темноту, к дверям конюшни.
– Седлай коней! – Анастасия схватила Ольгу за
рукав.
– А может, подождем до утра? Смотришь, сам объявится...
– Седлай коней! И нечего зубы скалить!
– Слушаю, госпожа моя, – сказала Ольга с
непонятной интонацией, повернулась на каблуках и побежала к конюшне.
Вскоре они выехали из ворот и понеслись вскачь по мощеным и
немощеным улочкам, по косым полосам падавшего из окон бледного света масляных
ламп. Люди шарахались, вслед летели проклятья, а два раза – и пустые горшки,
звонко разлетевшиеся позади. Хорошо еще, конные стражники не попались.
Однако у городских ворот везение кончилось. Ворота были
заперты на огромный засов-брус, вытесанный из цельного ствола высокого дерева,
на концах его – кованные ушки, и в них продеты запертые замки, наглухо соединившие
брус с оковкой ворот. Да еще цепь, протянутая чуть пониже бруса, продетая в
четыре ушка на створках ворот и схваченная на концах замками. Конечно, этого
следовало ожидать, во всех городах Счастливой Империи было так. Анастасия
сгоряча об этом совершенно забыла – долгое путешествие тому виной. Окошко
прилепившейся к стене караульной избы было темным. Анастасия подъехала и
постучала в него рукоятью меча. Стучала долго. Наконец в темноте за мутным
стеклом забелело лицо:
– Кого там Хру носит?
– Рыцари, – сказала Анастасия. – Нам нужно...
– Приказ, – сказали за окном, отчаянно
зевая. – если нет горкомовского пропуска – нельзя. Ворота заперты до
первых петухов.
Анастасия позвенела в ладони золотом, потом попробовала
помочь делу бессвязными угрозами, но за окном, зевая, посулили затрубить
тревогу и поднять шум на весь город, отчего сюда, как два пальца, сбежится весь
гарнизон и особенно Красные Дьяволята, чья казарма ближе других.
Спорить более Анастасия не пыталась. Повесив голову,
отъехала прочь. На постоялый двор возвращались шагом. Анастасия цыкнула на
Ольгу, собравшуюся было лезть с увещеваниями, сухо приказала держать коней в
стойлах, не расседлывая, и ушла к себе.
Сначала она металась по комнате, как пойманный дом
княжеского зверинца лесной ящер мечется в клетке на потеху дворне. Потом
немного угомонилась, села, поставив меч меж колен. На душе скребли кошки. Она
злилась из-за случившегося, злилась самой этой злости, то взвинчивая себя, то
впадая в тупое безразличие. Все-таки распутала на совесть зашнурованный вьюк,
расшвыряла по комнате лежавшие сверху вещи, достала бинокль, яростно дунула на
светильник и с ногами устроилась на широком подоконнике. Смотрела на Луну
долго-долго, стараясь волшебным зрелищем заглушить печаль, и вдруг Луна стала
туманной, расплылась перед глазами. Анастасия недоумевающе осмотрела бинокль. С
ним все в порядке. И небо ясное, и облачка.
Оказалось, что это глаза у нее мокрые – событие небывалое
для рыцаря. Слеза ползла по щеке, Анастасия слизнула ее, и внезапно произошло
вовсе уж невообразимо позорное – Анастасия упала на постель и заревела в
подушку, изо всех сил прижимаясь к ней лицом, чтобы кто-то, страдавший
бессонницей, не услышал эти звуки, способные навсегда опозорить ее в глазах
рыцарства, если разойдется молва. И плакала долго.
