К ее несказанному удивлению, обнаружилось, что после этого
стало легче. Определенно легче. Даже стыда за малодушие поубавилось – словно
сбросила с плеч тяжелый груз.
...Небо уже посерело, звезды были едва различимы, когда они
подъезжали к воротам. Снова застучали в дребезжащее стекло рукоятями мечей.
Снова после долгого молчания за стеклом забелела заспанная физиономия и стала
бубнить, До первых петухов еще далеко, а до казарм гораздо ближе. Тут, на
посрамление стражника и к радости Анастасии, на ближнем подворье заорал петух –
самоуверенно, звонко. Довод был неопровержимый, а золото его подкрепило.
Стражник зевая, выбралась на крыльцо и поплелась отмыкать цепь.
Анастасия взбежала по шатким ступенькам в караульню и с
размаху швырнула внутрь горсть монет, что было лучшей побудкой, и в подметки не
годившейся военному рогу. Вскоре уже восемь отчаянно зевавших и потягивавшихся
стражников выталкивали брус из огромных скоб. Упираясь обеими руками, налегли
на правую створку ворот, и она с тягучим скрипом распахнулась наружу.
Анастасия пустила Росинанта галопом. Она была без кольчуги и
шлема, волосы разметались, рассветный холодок выстудил рубашку, заползал в
рукава и в распахнутый ворот. Меч колотил по бедру. Кони, разозленные
проведенной под седлом ночью, в понуканиях не нуждались – они едва не
проскочили нужный поворот.
Двухэтажный охотничий домик из толстых бревен стоял посреди
большой поляны. Все окна закрыты ставнями, и в щелях не видно света, В конюшне,
чуя чужих коней, забеспокоились лошади. Забрехала собака, из конюшни выскочила
заспанная сторож, но Анастасия так прикрикнула на нее, что та ни жива ни мертва
просунулась внутрь и захлопнула дверь – быть может, она решила, что это
очередной набег т кровной мести. Анастасия привстала на стременах и что есть
силы затрубила в рог. Хриплый тревожный рев далеко разнесся по лесу. Анастасия
трубила и трубила, пока не скрипнула дверь. На галерею вышел тот рослый усач.
Держась за перила, моргая, стал разглядывать Анастасию так, словно она была
происходящим от неумеренного пития видением.
– Подойди сюда! – сказала Анастасия. – Живо!
Он лениво подошел, скребя в затылке. Тут же Анастасия, перевесившись с седла,
одной рукой схватила его за волосы, а другой приложила к подбородку кинжал,
лезвием плашмя. Медленно, внятно, чеканя слова, сказала:
– Я – княжна Анастасия. Не слышал? Если ко мне сейчас
же не выйдет мой псарь... Вас тут много, но вы все – барахло, лоботрясы свиты,
потешники. Я войду в дом, и вы будете в окна прыгать, вынося на себе рамы и
ставни...
– Ну понял, понял, – пробурчал усач. – Я-то
при чем? Так и передам.
– Ты уж постарайся, – грозно-ласково попросила
Анастасия и не сразу убрала кинжал.
Он удалился внутрь, оглядываясь и хмыкая. Какое-то время внутри
было тихо, потом в щелях заблистал колышущийся свет, забубнили мужские и
женские голоса, кто-то капризно возмущался, кто-то уныло уговаривал, гомона и
света становилось все больше. Анастасия вновь затрубила. Наконец из дверей
появился Капитан. К тому времени уже рассвело, и видно было, что он являет
собой примечательную и забавную смесь смущения, облегчения и попыток сохранить
невозмутимость: За спиной Анастасии фыркнула Ольга.
– Влезай на коня, – хмуро бросила ему Анастасия,
подъезжая вплотную к крыльцу.
Он одним прыжком оказался на крупе Росинанта за ее спиной, и
Анастасия, не дожидаясь, пока он устроится поудобнее, поехала прочь. Капитан
пошатнулся, схватил ее за талию. От него крепко припахивало вином и
ненавистными духами.
– Руки, – сухо сказала Анастасия.
– А за что же тогда... Ага, вот. – Он ухватился за
высокое седло. – Слушай, ну чистенько они меня упаковали...
– Вояка, – хмыкнула Анастасия.
– Кто ж думал, что прямо в городе? Ну компания, я тебе
скажу...
– Подробности меня не интересуют, – сказала
Анастасия, чуя щекой его горячее дыхание, и тут ее прорвало: – Нет, я не
понимаю! Ну ладно, сунули в мешок, спутали, но потом-то, потом?! Здоровенный,
умелый, может голыми руками толпу разбросать, жерди он рукой рубит, топор
усатый... Мог их по стенам размазать и уйти, так нет, приглянулась компания...
И кто?! Кошка белобрысая...
Капитан смущенно покряхтывал за ее спиной, подпрыгивая не в
такт размашистой рыси Росинанта. Анастасия уже чувствовала себя победителем, а
его стертым в порошок и сгоревшим со стыда, когда он наклонился и шепнул ей на
ухо:
– Настенька, а у вас пословица про собаку на сене в
ходу?
Пословица была в ходу. Весь оставшийся до городских ворот
путь Анастасия молчала.
Верстовой столб 12.
Все краски заката
Полон воздух забытой отравы...
Ю. Кузнецов
Лошади осторожно перебирали ногами, входя на крашенные
темной краской (чтобы не так пугались норовистые кони) доски парома. Старшина
перевозчиков протяжно крикнула, перевозчики вцепились в канат, уперлись грубыми
башмаками в настил, и паром поплыл в сизой дымке утреннего тумана, заскользил
поперек реки Тюм, отделявшей Счастливую Империю от неизведанных ничьих земель.
Анастасия стояла у перил и смотрела в мутную воду. Временами из нее высовывали
хищные зубастые пасти караси, вцеплялись в толстые бревна, откусывая щепки,
пытались вцепиться когтистыми передними лапами, вскарабкаться, но срывались и
плюхались назад в серые волны.
– Эх, де-ти-ну-шка, ухнем! – протяжно вскрикивали
перевозчики на старинный манер. – Эх, бе-де-ная, сама пойдет!
– Мириться будем, Настя? – бесшумно подошел
Капитан, уже в своей обычной одежде и кирасе. Перевозчики с любопытством
косились на него, но в распросы пускаться не осмелились.
– Мы и не ссорились, – ответила Анастасия,
стараясь, чтобы голос ее звучал как можно равнодушнее. Ольга держалась поодаль,
присматривая за конями: – Я эту белобрысую кошку слишком презираю, чтобы...
– Ну, затащили. Ну, не сдержался. Заменим смертную
казнь испытательным сроком? – Его веселость, как и ее равнодушие, была
чуточку наигранной. – Настя...
– Хватит, – сказала Анастасия и
отвернулась. – Я тебе не нянька. А если тебе взбрели в голову какие-то
глупости, то советую помнить, что это и есть глупости. Я рыцарь, а не кошка в
перстнях. Все. Мы снова в дороге.
Капитан пожал плечами, отошел, напевая:
Как на черный ерик,
как на черный ерик
бросили казаки
сорок тысяч лошадей...
Приближался берег – точно такой, как покинутый ими, та же
трава, те же деревья, то же солнце. Но берег был чужой. Раньше они всего лишь
отклонялись от Тракта и в любой момент могли свернуть к наезженной дороге,
знакомым землям. Теперь же впереди была полная неизвестность. Если хоть одна
десятая страшных рассказов хронистов правдива...
