— Доблесть Рыцарей Храма стала легендой.
— А что это за объезд, Доми? Редко я встречал воинов
Пелои так далеко на западе.
— Да, обычно мы кочуем у восточных границ, —
согласился Кринк, отрывая огромный кусок баранины белыми крепкими
зубами. — Но за последние несколько поколений земохи все время пытаются
проникнуть в западную Пелозию. Так что теперь король платит золотую полукрону
за уши каждого убитого земоха. Это легкий способ добывать деньги.
— А что, король требует сразу оба уха?
— Нет, только правое. Так что саблей приходится
работать очень аккуратно, иначе потеряешь вознаграждение из-за одного
неосторожного удара. Недавно мы напали на большой отряд земохов у самой границы
и расправились с некоторыми из них, но все же они по большей части убежали. Они
пошли куда-то сюда и некоторые из них были ранены, а кровь оставляет хороший
след. Мы нагоним их и соберем их уши — и золото, это вопрос времени.
— Я думаю, что смогу немного помочь тебе, друг, —
широко ухмыльнулся Тиниэн. — В последний день мы пару раз видели большой
отряд земохов у нас в тылу. Может быть это как раз те, которых вы преследуете?
Хотя в любом случае — уши есть уши, золото есть золото.
Кринк довольно рассмеялся.
— Это верно, друг Тиниэн, — согласился он. —
Кто знает, может быть там нас ждут не один, а два кошеля золота. Не знаешь ли
ты, сколько из там?
— Примерно четыре десятка. Они идут по этой же дороге.
— Здесь они остановятся, — по волчьи ухмыльнулся
Кринк. — Судьба свела нас в счастливый день, сэр Тиниэн, по крайней мере
для меня. Не перейдем ли мы дорогу вам? Почему бы вам и вашим друзьям не
развернуться и не собрать их уши?
— Нас не особенно заботит эта награда, Доми, —
сознался Тиниэн. Мы едем по церковному делу чрезвычайной важности. Кроме того,
даже если мы получим вознаграждение, то по уставу Ордена мы должны будем
передать его Церкви. И какой-нибудь бездельник аббат будет наживаться на нашем
поте, а я не хочу работать на человека, который не потрудился честно не одного
дня в своей жизни, а только обирает окрестных крестьян да собирает требы. Уж
лучше я дам честно заработать своему другу.
Кринк порывисто обнял дейранца.
— Брат мой, — воскликнул он, — ты истинный
друг! Большая честь для меня разделить трапезу с тобой.
— Большая честь для меня встретить тебя, Доми.
Кринк вытер пальцы о кожаные штаны.
— Хорошо, — сказал он. — Пора уж и в путь.
Медленными шагами не накормишь себя, — он сделал паузу. — Ты уверен,
что не хочешь-таки продать этого мальчика?
— Он сын моего друга, — ответил Тиниэн. — Я
бы не прочь отделаться от мальчишки, но дружба священна.
— Да, я понимаю, друг Тиниэн, — Кринк
поклонился. — Помяни меня в своих молитвах, сэр Рыцарь, — он
свистнул, его лошадь сорвалась с места и он единым духом взлетел в седло уже
скачущего жеребца.
Улэф подошел к Тиниэну и с уважением пожал ему руку.
— Ты был просто неподражаем, Тиниэн.
— Это была честная сделка, — скромно ответил
дейранец. — Мы избавляемся от земохов, а Кринк получает их уши. Никакая
сделка не может называться честной, если обе стороны не получают желаемого.
— Чрезвычайно верно подмечено, друг мой. Только я
никогда не слышал, что бы платили ушами — обычно головами.
— Уши меньше и легче, — серьезно заметил
Тиниэн, — и не глазеют на тебя всякий раз, когда ты открываешь седельную
суму.
— Послушайте, господа воители! — едко сказала
Сефрения. — Между прочим с нами дети.
— Прости, матушка, — поспешно извинился Улэф.
Сефрения пробормотала что-то по-стирикски, и Спархок был уверен, что это вовсе
не салонная фраза.
— Кто это все-таки такие? — спросил Бевьер, глядя
вслед скачущим на юг всадникам.
— Они из племени Пелои, — ответил Тиниэн. —
Кочующие табунщики. Они первыми из эленийцев пришли в эти края, по ним названо
королевство Пелозия.
— Они действительно так свирепы, как кажутся?
— Даже более того. Именно из-за них, из-за их
присутствия на границе, Отт вторгся в Лэморканд, а не в Пелозию. Никто в
здравом уме не решится воевать с Пелои.
На следующий день, к вечеру они увидели впереди водную
равнину озера Вэнн, большого, но мелкого, окруженного на много миль вокруг
торфяными болотами. Вода в нем была полна торфяной мути, делающей ее
темно-коричневой, а берега и дно — топкими и размытыми.
Флют казалось была странно взволнована, и, когда палатка
Сефрении была поставлена, скользнула внутрь и весь вечер отказывалась выйти
наружу.
— Что-то с ней случилось? — спросил Сефрению
Спархок, невольно трогая перстень на пальце левой руки. Весь вечер его не
оставляло впечатление, что его родовое кольцо пульсирует, сжимаясь и разжимаясь
вокруг пальца.
— Вот сейчас я действительно не понимаю, —
нахмурилась Сефрения. — Похоже она чего-то боится.
Когда все поели, Сефрения понесла ужин в палатку для Флют, а
Спархок как следует расспросил своих раненных друзей. Они, конечно, заверяли
его в своем прекрасном самочувствии, но он не очень-то им доверял.
— Ну хорошо, — сдался он наконец. — Завтра вы
получите свои доспехи и мы поедем рысью. И никакого галопа, никакой спешки, и,
если мы попадем в переделку, старайтесь держаться позади, пока дело не примет
серьезный оборот.
— Он прямо как старая мамаша-наседка, — сказал
Келтэн Тиниэну.
— Если он выкопает червяка, тебе придется съесть
его, — ответил тот.
— Благодарю покорно, друг мой, но я уже поужинал.
Спархок молча отправился спать.
Наступила полночь, в небе ярко светила луна. Спархок
подскочил на своем одеяле, разбуженный раздавшимся в ночи ревом.
— Спархок! — услышал он крик Улэфа рядом с
палаткой, — поднимай остальных, быстро!
Спархок быстро растолкал Келтэна и натянул кольчугу. Схватив
меч он выскочил из палатки. Он быстро оглянулся вокруг и увидел, что остальных
поднимать уже не надо — все высыпали из палаток и спешно вооружались.
Улэф пристально вглядывался в темноту на краю лагеря со
щитом и топором наготове.
Спархок подошел к нему.
— Что это? — тихо спросил он, — что это за
звуки?
