— Разве ты можешь позволить себе сделать это, дорогой?
— Я не могу позволить себе не сделать этого. Я буду
мстить за этого ребенка. Ищейке, Азешу, или всей преисподней.
— Тобой овладел гнев, Спархок.
— Да, не спорю, да! — Спархок выхватил из ножен
меч и принялся бить по бревенчатой стене, выхватывая из нее толстенные щепки.
Это было, конечно, глупо, но зато ему немного полегчало.
Остальные молча въехали в деревню и приблизились к могиле,
вырытой Келтэном в земле голыми руками. Сефрения вышла из дома, неся на руках
то, что когда-то было маленьким человеческим существом. Флют поднесла небольшой
кусок полотна и они вдвоем завернули мертвое дитя и погрузили его в могилу.
— Бевьер, ты не мог бы… — сказала Сефрения. — Это
все-таки эленийское дитя, а ты человек самый благочестивый среди этих рыцарей.
— Я не могу, я не достоин, — не скрывая слез
ответил Бевьер.
— А кто достоин, дорогой? Не пошлешь же ты теперь этого
несчастного ребенка во мрак смерти одного, без молитвы.
Бевьер посмотрел на нее и упал на колени возле могилы и
начал истово читать отходную молитву эленийской Церкви.
Флют подошла к коленопреклоненному арсианцу и нежно провела
пальцами по густым, иссиня-черным волосам молодого Сириника. Спархок вдруг
почувствовал, что эта странная маленькая девочка гораздо старше, чем кто-либо
из них может себе представить. А Флют поднесла к губам свирель и заиграла
древний гимн. Мелодия по сути своей была эленийской, но к ней примешивались
особые минорные стирикские нотки. Когда молитва была окончена они взобрались на
лошадей и тронулись в путь. Оставшуюся часть дня все ехали молча. На ночлег
остановились у того самого горного озера, где они встретились с менестрелем.
Того уже не было.
— Этого я и боялся, — нервно сказал Спархок. —
Не стоило надеяться, что он все еще будет здесь.
— Может быть мы нагоним его? — предположил
Келтэн. — Лошадь у него была не ахти, да он ее к тому же почти загнал.
— Может и нагоним, — заметил на это Тиниэн. —
Ну а что мы будем с ним делать, когда поймаем? Вы же не собираетесь убить его?
— Только в крайнем случае, — ответил
Келтэн. — Теперь-то Сефрения наверно сможет вылечить его.
— Я благодарна тебе за такую уверенность в моих силах,
Келтэн, но сейчас она, боюсь, неуместна, — отозвалась Сефрения.
— А это одержание у него когда-нибудь пройдет
само? — спросил Бевьер.
— Со временем он станет не таким ревностным защитником
Белины, но до конца уже никогда не сможет от этого освободиться. Хотя,
возможно, это заставит его с удесятеренным пылом сочинять новые песни, важно
то, что с этим он будет становиться все менее и менее заразным. Если в течение
следующей недели он не встретит большого количества людей, то для графа он уже
не будет представлять большой опасности, так же как и слуги.
— Хоть немного утешает, — сказал Сириник, слегка
нахмурясь. — Поскольку я и так уже был заражен, зачем это создание
приходило тогда ко мне ночью? Разве это не пустая трата времени? — Бевьера
видимо сильно потрясли похороны несчастной жертвы Азешева демона.
— Она пыталась укрепить свои позиции, Бевьер, —
ответила Сефрения. — Ты призывал к освобождению ее, но не заходил так
далеко, чтоб нападать на своих друзей. А ей нужна была уверенность, что ты
готов пойти ради ее освобождения на все.
Ночью, когда все уже собирались уснуть, Спархока посетила
мысль, и он подошел к Сефрении, задумчиво сидящей у огня с чашкой чая в руках.
— Сефрения, — сказал он, — как ты думаешь,
что замышляет Азеш? Почему он вдруг неожиданно сошел со своего пути, и начал
портить эленийцев? Он ведь никогда этого не делал раньше.
— Помнишь ли ты, что сказал тебе призрак короля
Алдреаса? Что пришло время Беллиому вновь появиться на свет.
— Да.
— Азеш тоже об этом знает. И им все больше овладевает
отчаяние. Я полагаю, что он понял, что его послушные земохи уже мало на что
годятся. Они слепо следуют его приказам, но не отличаются особым умом. Они
копают это поле битвы уже несколько веков, и еще несколько будут продолжать
перекапывать ту же самую землю. Мы узнали о местонахождении Беллиома за
последние несколько недель больше, чем они за пятьсот лет.
— Нам повезло.
— Дело не только в везении, Спархок. Я иногда
поддразниваю тебя насчет эленийской логики, но именно она помогла нам. Земох не
умеет мыслить так. В этом слабость Азеша. Земох не думает, потому что ему не
нужно этого делать — Азеш думает за него. Вот почему Темный бог так нуждается в
эленийцах, которые стали бы служить ему. Азешу не нужно их поклонение, ему
нужны их умы. Если земохи собирают предания по всем западным королевствам, так
же как и мы это делали. Я думаю, он надеется, что кто-нибудь из них
наткнется-таки на нужный рассказ, и тогда кто-нибудь уже из обращенных
эленийцев сможет понять и увязать воедино значение этого рассказа.
— Это долгий путь.
— У Азеша есть время, он не стеснен в этом как мы.
Позднее, когда все уснули, Спархок остался стоять на страже,
в стороне от костра, поглядывая на прозрачные воды озера, сверкающие в лунном
свете. Из унылых лесов как и прежде доносился вой волков, но теперь этот звук
не казался столь зловещим. Призрачный дух, витавший в этой чащобе теперь
навсегда мертв, и носительница его заперта в башне, и волки теперь только
звери, а не служители потустороннего зла. Хотя Ищейка, конечно, совсем другое
дело. Спархок дал сам себе клятву, что при следующей встрече это отвратительное
создание попробует Алдреасова копья.
— Эй, Спархок, ты где? — это был Телэн. Мальчик
стоял рядом с костром, вглядываясь в темноту и тихо звал его.
— Здесь.
Телэн, ступая как можно осторожнее, чтобы не наделать лишнего
шума, направился к нему.
— Что случилось? — спросил Спархок.
— Я не мог уснуть, вот и подумал — может ты не будешь
возражать против моей компании?
— Конечно, нет, Телэн, мне и самому одиноко так стоять
на страже.
— Слава Богу, что мы наконец-то уехали из этого
замка, — сказал Телэн, — ни разу в жизни мне не было так страшно.
— Да и мне было не по себе, — согласился Спархок.
— Знаешь, Спархок, там, в замке, было так много всяких
дорогих безделушек, но я даже и не подумал стянуть что-нибудь. Как-то странно,
правда?
— Может быть ты взрослеешь?
