— М все знали, что к этому, возможно, придется
прибегнуть, — мрачно пробормотал Спархок.
— Может быть, мой Лорд. Но я не мог заставить себя
войти туда. А травы больше совсем не помогали, не утихомиривали ее, белладонна,
однако, смогла. Она перестала кричать, вскоре после того, как я дал ей настойку
из ягод. Потом я кувалдой пробил в стене башни дыру. Я сделал все, как вы
говорили, при помощи топора, — в глазах Оккуды показались слезы. —
Никогда в жизни мне не было тяжелее. Я обернул ее тело в кусок полотна и вынес
из замка. Я сжег ее. После этого я уже не мог смотреть в лицо графу. Я оставил
ему письмо, в котором открыл свое преступление и ушел в деревню, недалеко от
замка. Я нанял слугу, чтобы они позаботились о графе. Даже после того, как я их
ка будто убедил, что в замке больше нет опасности, мне пришлось заплатить им
вдвое, чтобы они согласились. Потом я ушел оттуда и вступил в эту армию. Я
надеюсь, сражение начнется скоро. В моей жизни все кончено, все что я хочу
теперь, это умереть.
— Ты сделал то, что должен был сделать, Оккуда.
— Моет быть, но это не снимает с меня вины.
— Спархок немного помолчал.
— Знаешь что, пойдем-ка со мной, — сказал он.
— Куда, мой Лорд?
— Ты должен увидеться с патриархом Эмсата.
— Я не могу предстать перед священником с
окровавленными руками.
— Патриарх Беркстен — талисианец. Я не думаю что он
слишком щепетилен. Эй, нам надо увидеть патриарха! — крикнул он
талесианскому стражнику. — Отведи нас к его шатру.
— Слушаю, мой Лорд.
Талесианец провел из через лагерь к шатру патриарха
Беркстена. Суровое лицо Беркстена, казалось, еще более талесианским при свете
свечи. Тяжелые надбровья нависали над глазами, твердые скулы и широкий
подбородок выдавались вперед. Он еще все был в кольчуге, но рогатый шлем лежал
в углу шатра рядом с топором.
— Ваша светлость, — с поклоном сказал
Спархок, — мой друг в духовном смятении, я надеюсь вы сможете дать ему
слово утешения.
— Это мое признание, и моя обязанность, сэр Спархок.
— Благодарю вас, Ваше Светлость. Откуда в свое время
жил в монастыре, потом поступил на службу к одному графу в северной Пелозии.
Его сестра, сестра графа, я имею ввиду, была вовлечена в один из сатанистских
культов, и стала совершать обряды, в которые входили и человеческие
жертвоприношения. Это давало ей определенное магическое могущество.
Глаза Беркстена расширились.
— Когда сестра графа полностью порабощена этими силами,
она потеряла рассудок и граф заключил ее в башню. Оккуда заботился о ней, до
тех пор, пока наконец, не смог более выносить ее агонии. Из сострадания он
отравил ее.
— Ужасная история, сэр Спархок, — произнес
патриарх.
— Да, Ваша Светлость, Оккуда теперь винит себя, душа
его отяжелена. Не могли бы вы дать ему отпущение, чтобы он мог встретить лицом
остаток дней своих?
Патриарх задумчиво посмотрел на искаженное страданием лицо
Оккуды. Некоторое время он обдумывал рассказ Спархока, потом выпрямился, лицо
его посуровело.
— Нет, сэр Спархок. Я не могу, — ровно сказал он.
Спархок хотел было возразить, но Беркстен поднял руку.
— Оккуда, — строго сказал он, — ты был
монахом?
— Да, ваша Светлость.
— Хорошо, тогда вот какова будет твоя епитимья. Ты должен
возвратиться в монашество и поступить на службу ко мне, брат Оккуда. Когда я
решу, что достаточно отплатил за свой грех, я дарую тебе отпущение.
— Ваша Светлость, — зарыдал Оккуда, падая на
колени, — как я смогу отблагодарить вас?
Беркстен мрачно улыбнулся.
— В свое время ты может быть передумаешь, брат Оккуда,
когда узнаешь, как я суров. Расплата за грех может быть тяжела. А теперь ступай
и собери свои вещи. Ты перебираешься ко мне.
— Да, Ваша Светлость. — Оккуда поднялся и покинул
шатер.
— Если мне будет позволено сказать, Ваша
Светлость, — проговорил Спархок, — вы выбрали окольный путь.
— Не совсем так, сэр Спархок, — улыбнулся грозный
патриарх. — Душа человеческая — непростая душа. Ваш друг чувствует что он
должен выстрадать отпущение, а если я сделаю это просто так, он будет
сомневаться, действительно ли его душа очищена. Ему нужно страдание, и я ему
помогу в этом, умеренно, конечно, я же не чудовище, в конце концов.
— А то, что он сделал, разве можно назвать таким
тяжелым грехом.
— Конечно нет. Он действовал из милосердия. Он будет
хорошим монахом. Когда я отпущу ему грехи, подыщу ему хороший тихий монастырь
где-нибудь и сделаю его настоятелем. Тогда он будет слишком занят, чтобы
забивать себе голову мыслями обо всем, что с ним случилось, А Церковь получит
преданного служителя.
— Вы замечательный человек, Ваша Светлость.
— Я просто скромный служитель Божий, не на что большее
я никогда не претендовал. Это все сэр Спархок. Ступай, Бог да благословит тебя.
— Благодарю, Ваша Светлость.
Спархок был очень доволен собой, когда возвращался со своим
провожатым по лагерю к своему шатру. Своих собственных трудностей он разрешить
не мог, зато помог другим.
— Кринк был здесь, — сказал Тиниэн. — Он
рассказал нам, что лагерь хорошо охраняется. Это, пожалуй, усложнило наше
бегство.
— И очень сильно, — согласился Спархок.
— Кстати, Флют тут кое-какие вопросы задавала насчет
некоторых расстояний, мы покопались в тюках, но карты не нашли.
Она в моей седельной сумке.
— Я должен был догадаться, — сказал Кьюрик.
— А что ты хочешь знать? — спросил Спархок
малышку, доставая из сумки карту.
— А далеко от этого Агнака да Эйси?
Спархок разложил карту на столике в середине шатра.
— Очень красивая картинка, — оценила Флют. —
Но она не отвечает на мой вопрос.
Спархок померил расстояние на карте.
— Около трех сотен лиг.
— Это тоже не отвечает, Спархок. Мне нужно знать,
сколько времени займет путь?
— Около двадцати дней.
Флют нахмурилась.
— Может быть у меня получился сократить это
немного, — сказала она.
