Вы можете возразить, что это лишь легенда. Но слишком много источников говорит о жизни этих существ, слишком подробно описаны их повадки и привычки. Еще в юности, изучая древнегреческую мифологию, я подумал, что кентавры – результат скрещивания лошади с человеком. Возможно, уже тогда существовали генетики – пусть без современного оборудования, зато с тем любопытством, которое одно превращает человека в настоящего ученого. Но я допускаю, что скрещивание произошло невольно. Возможно, во многих городах и селах из-за постоянных междоусобиц и войн перевелись мужчины – вспомните хотя бы древнегреческую «Лисистрату», и потому женщины обратились за сексуальным утехам к коням.
Я много лет работал над преодолением межвидовой границы. И теперь осталось совсем немного. Мне надо преодолеть границу между разумным человеком и неразумным животным. Я сам не знаю, что получу в итоге – то ли разумную лошадь, то ли человека с мозгом кобылы. Но нельзя узнать вкус ореха прежде, чем его расколешь, верно?
И я стал выращивать эмбрионы кентавров. Забирал у молодых женщин яйцеклетки и в лабораторных условиях оплодотворял спермой арабских скакунов. Ну, этим вас не удивишь: по сути, обычное экстракорпоральное оплодотворение, только в пробирке скрещиваются не два человека, а человек и лошадь. Именно ради здоровых, полноценных яйцеклеток мне и нужны были девушки, пропавшие в этом городе. Полтора года меня преследовали сплошные неудачи. Эмбрионы гибли почти мгновенно, и я начал терять надежду…
Но последние разработки генной инженерии позволили слегка модифицировать человеческую ДНК. И вот полтора года назад я создал его! Создал эмбрион, сочетающий женскую яйцеклетку и сперматозоид лошади! И теперь осталась последнее препятствие, преодолев которое я смогу явить миру первого кентавра. Поясню, в чем оно состоит.
Кобыла вынашивает жеребенка одиннадцать месяцев, а женщина – всего девять. Разумнее всего было подсадить эмбрион кобыле, а через девять месяцев сделать ей кесарево сечение и достать плод. Я так и поступил, но… Плод погиб в чреве лошади на второй неделе развития. Слишком рано, чтобы я мог судить об успешности эксперимента… Я повторял свой опыт еще и еще, но так и не добился успеха. Вывод последовал один: кентавра должна вынашивать не лошадь, а обычная женщина.
Он снова сделал паузу. Я онемела, не в силах до конца поверить, что он говорит серьезно. Но шутить Самойлов не собирался.
– Вы не представляете, Вероника Николаевна, до чего глупы и нервозны человеческие самки, – с грустью продолжал он. – Я подсадил эмбрион молодой женщине по имени Анна. Да, я ее похитил, не смотрите на меня так. Она жила в этом доме, я лично следил за ее здоровьем, за питанием, настаивал на продолжительных прогулках. Разумеется, я не ставил ее в известность о том, что у нее родится не простой ребенок, но… она все равно постоянно нервничала! Не помогали заверения в том, что после родов я отпущу ее домой, что помогу материально… Она все время дергалась, шарахалась от собственной тени, при этом пару раз пыталась убежать! Но это все чепуха. Хуже другое – через два месяца у нее начались сильные боли в животе. Вы же понимаете, плод кентавра немного крупнее обычного. Дурочке надо было обратиться ко мне, и я что-нибудь придумал бы. Но она молчала до последнего. Через неделю матка разорвалась и девушка умерла от потери крови. Разумеется, плод тоже погиб…
Я повторил свою попытку еще два раза. Я предупреждал девушек, что они должны доверять мне, как родному отцу, и сразу сообщать о любых недомоганиях. И все равно… Они обе погибли. Может, проблема была в том, что эти девушки были нерожавшие? И они просто не знали, что в их состоянии норма, а что – отклонение? Или им мешал страх?
И знаете, тогда я решил, что матерью кентавра должны стать женщина-генетик. Да, я имел в виду вас, мой прекрасный оппонент. Только генетик сможет хладнокровно следить за всеми изменения своего состояния, правильно оценивая его опасность. Только женщина-генетик может сознательно принести себя в жертву науке. Это опасный эксперимент – видите, я ничего от вас не скрываю. Но вдвоем мы сумеем уменьшить опасность. Мы будем каждый день сканировать плод, будем вместе искать пути его сохранения. А если на свет появится кентавр… Подумайте – ведь в случае успеха наши с вами имена навсегда останутся в истории мировой науки!
Его глаза горели сумасшедшим огнем, от которого, казалось, можно было зажигать свечи. Он даже приподнялся в кресле, протягивая ко мне руку:
– Я сделаю то, что до сих пор казалось невозможным, – навсегда смету все барьеры между животными и людьми. Вероника, вот оно – подлинное бессмертие!
Словно сквозь вату я услышала, как в дальнем углу лениво зааплодировал Стас. Кирилл Петрович осекся, безумный блеск в его глазах потух, и уже вполне будничным тоном он продолжил:
– Но сейчас главное для вас – не нервничать. Я сегодня же введу вам эмбрион, процедура займет не более десяти минут, и вы отправитесь спать. А дальше – прогулки на свежем воздухе, усиленное питание и неустанное наблюдение. Вы же будете хорошей девочкой, Вероника?
– Нет. – Я отчаянно замотала головой, вжимаясь все глубже в кресло. – Я не хочу… Вы просто безумец!
– Где же тут безумие? – ласково, как отец неразумную дочку, спросил Кирилл Петрович. – Эмбрион существует, разве вы не понимаете? Я создал его. Осталось только вырастить. И мне нужна ваша помощь.
– Нет!!!
– Отец, ты не то делаешь, – вмешался Стас, приближаясь к нам. – Вероника, хочешь, я сейчас притащу сюда твоего Платона и отрежу ему ухо? Если он так раскис от пары зуботычин, представляешь, что с ним будет после небольшой операции? – Он сделал паузу, наслаждаясь моим отчаянием. – Так что, мне идти за Платоном?
– Не надо, – с усилием сказала я, поднимаясь с кресла. – Да, вас много и вы сильнее… Ладно, идемте. Я все равно умру от потери крови. Вы это знаете, Кирилл Петрович.
– Нет же, дорогая! – засуетился он. – Я не допущу этого. Вы – моя последняя надежда, и я не позволю вам умереть.
Не отвечая, я пошла к выходу. Стас и Кирилл Петрович следовали за мной. Мы снова поднялись на второй этаж и дошли до конца коридора, где за очередной стальной дверью обнаружился небольшой гинекологический кабинет. Я вошла туда первой, безумный генетик зашел следом. Стас весело подмигнул мне, но остался в коридоре. Снаружи лязгнул засов, и я поняла: мое время истекло.
Глава 46
Алена сидела на обочине и с тоской следила за солнцем, медленно опускающимся за верхушки деревьев. Скоро стемнеет, и ей снова придется ночевать в машине. Как же она устала от такой жизни, а конца ей не предвидится! Веронику Нежданову, на которую она так надеялась, похитили, в этом Алена не сомневалась ни секунды. Стас не позволит, чтобы кто-то, знающий правду, оставался в живых. Вероятнее всего, жены бедного Романа уже нет на свете. Алена сжала кулаки. Ну почему Роман не позволил ей застрелить Стаса, когда он был на расстоянии выстрела? Ее никогда бы не поймали, а скольких несчастий удалось бы избежать!
Вечерний воздух становился все прохладнее. Алена поежилась от холода, но в машину возвращаться не спешила. Вид убитого горем Романа ее угнетал, а на то, чтобы его успокаивать, не хватало моральных сил. Ей самой хотелось то плакать, то крушить все вокруг. «Господи, ну подай хоть какой-нибудь знак!» – взмолилась она про себя. В этот момент с одной из проселочных дорог выехал черный джип-внедорожник и, плавно набирая скорость, помчался по шоссе в сторону города. Расширенными от удивления глазами Алена провожала джип – меньше всего она ожидала увидеть дорогую машину в таком захолустье.
