– Если принесли назад ключи, то зря старались. Вчера я ясно дала вам понять, что у меня нет ни малейшего желания иметь дело с мерзавцем.
Я сложила ладони домиком, прижала их к груди и взмолилась:
– Пожалуйста, не прогоняйте! Ключи остались у Вадима, мне очень нужен ваш совет.
– Больше вам не к кому обратиться? – удивилась Лейла Ахатовна.
– У меня нет родных и близких друзей, – призналась я. – А вы единственная, кто хорошо знает Сперанского.
– Кого? – нахмурилась хозяйка.
– Жрачкина, – быстро поправилась я.
– Верно, – без признаков улыбки согласилась дама, – я изучила гаденыша до костей. Он убил свою мать, мою бедную подругу Ксюшу.
– Мне очень важно знать правду о Вадиме, – прошептала я.
Ибрагимова сделала шаг назад.
– Проходите.
Квартира пожилой женщины напоминала антикварную лавку, только в ней не пахло ни пылью, ни тленом. Повсюду, куда падал взор, стояли вазы, статуэтки, фото в рамках, блюда, чайники…
Лейла Ахатовна опустилась в глубокое кресло и показала на широкий диван.
– Располагайтесь!
Чтобы понравиться хозяйке, я сделала некое подобие книксена.
– Спасибо.
– Зачем вам мой рассказ об этом негодяе? – осведомилась она.
Я потупилась.
– Хорошую работу найти сложно, а Вадим отлично платит. В моем возрасте не приходится выбирать, я долгое время нигде не могла устроиться. Вроде по всем параметрам подхожу, а как увидят в моей анкете год рождения, сразу говорят: «Вакансий нет».
– Суровый век, суровые законы, – обронила Лейла Ахатовна.
Я приободрилась.
– Я чудом познакомилась со Сперанскими.
– Жрачкиными, – поправила собеседница.
– Вадим официально взял фамилию супруги, – пояснила я. – Я поинтересовалась у него, почему он так поступил, и Вадим сказал, что ранее в паспорте он значился Мирославским, но по законам фэн-шуй сочетания букв «рос» и «лав» приносят неудачу.
– Мерзавец… – покачала головой Лейла Ахатовна. – Врет – как дышит.
– Теперь я думаю, что Вадим хотел избавиться от неблагородной фамилии. Наверняка «Сперанский», по его мнению, звучит аристократично, а «Жрачкин» ни в какие ворота не лезет. До нашей с вами встречи я считала его ученым…
– Негодяй, – повторила собеседница.
– И кристально честным человеком, – дудела я в одну дуду. – Но ночью меня охватил страх. Жена Вадима и ее сестра почти одновременно попали в больницу. Первая лежит в коме, вторая тоже в крайне тяжелом состоянии. Я испугалась. Если, по вашему мнению, Сперанский-Жрачкин убил свою мать, вероятно, он попытался лишить жизни и этих женщин. А мне угрожает опасность? Если да, то я немедленно уволюсь, а вот если нет, останусь при психологе. Мне бы не хотелось ошибиться и потерять необременительную работу с достойным окладом из-за сплетен. Потом ведь я никуда не устроюсь… Пожалуйста, помогите мне принять верное решение, подскажите. Вадим способен на преступление?
Лейла Ахатовна положила ногу на ногу, задумалась, потом сказала:
– Никогда не распространяю слухи, не сижу во дворе на лавочке, не болтаю с местными кумушками, поэтому правда о Жрачкине скрыта здесь, за порогом моей скромной обители, соседям неизвестна. Но вот вы можете поговорить со старыми гарпиями, поделиться с ними своим мнением о Вадиме Ивановиче…
– Я хорошо знаю о своей словоохотливости, – кивнула я, – ничего у меня на языке не удерживается, прямо беда. И люблю потрепаться с пожилыми людьми. Меня хлебом не корми, дай обсудить с пенсионерками животрепещущие новости. А почему вы не дружите с соседками?
– Это люди не моего круга, – поморщилась Лейла Ахатовна. – И потом, я живу тут почти с рождения. Если б завела тесные отношения с местными бабами, могла бы иметь неприятности на службе. Когда занимаешь ответственный пост, следует быть осторожной. Я всю жизнь отдала ломбарду, работала оценщицей. Только заведи с кем-то дружбу, сразу начнется! Знакомые вечно хотят без очереди ссуду получить, да чтоб размер ее превысил разумные рамки. Некоторые мои коллеги шли на поводу у алчных родственников и подруг, а заканчивалось это всегда одинаково плохо: арест и суд. Я работала честно, но приходилось держаться от людей на расстоянии. Во дворе меня считают снобкой и гордячкой. К тому же строгие моральные принципы не позволяют мне молоть языком. Вы попросили совета? Я его дам. А уж как женщина, которой я из искренней жалости расскажу всю правду о том, к кому она по неведению на работу нанялась, распорядится этими сведениями, не мое дело.
– Сейчас, когда я шла к вам, заметила, что, несмотря на ранний час, у подъезда сидит милейшая старушка с вязанием, – прощебетала я, – меня так и тянет устроиться рядом с ней, подышать свежим воздухом.
– Это Антонина Сергеевна, – сказала моя собеседница, – наш бессменный постовой, в любое время года у подъезда. Совесть дома. С ней вам будет приятно поговорить.
– Непременно пообщаюсь с бабулей, – пообещала я.
По лицу хозяйки квартиры пробежала довольная улыбка, и она начала обстоятельный рассказ.
Ксюшу Лейла встретила в ломбарде – девушка постоянно сдавала недорогое обручальное кольцо. Через положенное время выкупала его и вскоре вновь появлялась со своей единственной драгоценностью. Таких как на работу приходящих в ломбард женщин было несколько, и уважения они не вызывали. Но Ксюша производила впечатление наивного, честного и беспредельно несчастного ребенка.
Ибрагимова была ненамного ее старше, но, просидев за окном скупки не один год, стала отличным физиономистом. Она насмотрелась разного и легко определяла в очереди наркоманов, алкоголиков, воров или просто опустившихся людей, поэтому жалости к клиентам не испытывала. Хотя в начале карьеры порой плакала в туалете, вспоминая, как старушки трясущимися руками выкладывают на потертый от времени прилавок почерневшие серебряные ложки. Но заведующая вызвала к себе Лейлу и приказала:
– Хорош слезы лить! Сюда в основном ходит плохой народ. Не пили бы, работали честно, вот и жили бы хорошо. Встречаются, конечно, люди, которые временно попали в трудное положение, но они выкупят свою ювелирку и больше к нам не придут. А постоянные клиенты – отребье, не стоит их жалеть.
– Пенсионерки совсем старенькие, – заикнулась Лейла.
Заведующая вытащила из стола пачку сигарет.
– Бабушки-старушки? Тут два варианта. Жизнь провели для себя, не хотели рожать, возиться с детьми, поднимать их, ночей не спать, на себе экономить, в Сочи не ездить, вот и решили не обременяться семьей, о старости не думали, а теперь, как говорится, собирают плоды. Или имеют сыновей-дочерей, но так им надоели своими истериками и хамством, что детки от матерей умчались, смазав пятки салом.
– Некоторые не могли родить по здоровью, – прошептала Лейла, – или у них все поумирали.
