К еде я почти не притронулась. Аппетита никакого не было. Выпив кофе, встала из-за стола.
– Алексей Петрович! Я хочу взять ключи и поехать к себе домой.
Супруги невольно переглянулись.
– Да-да, – быстро сказал Богданов. – Сейчас, может быть, ближе к вечеру поедешь…
– Да нет. Какая разница?
– Никакой, – согласился он. – Действительно никакой.
Он дал мне ключи, и я поехала к себе, распрощавшись с Богдановым и его женой.
По мере приближения к дому все большие сомнения терзали меня. Стоит ли так открыто посещать нашу бывшую квартиру? Может быть, все-таки это следовало сделать позже? Не так сразу… Но с другой стороны, что-то упорно толкало меня вперед, и я не могла остановиться. Не могла я больше просто сидеть, ничего не предпринимая. Словно помимо меня был запущен некий маховик, и он уже раскручивался во всю мощь!
Дом, в котором мы жили, построили относительно недавно – семь лет назад; это был жилой комплекс на девять семей – малоэтажный элитный дом с внутренним двориком и солидной охраной. При моем появлении охранник буквально потерял дар речи, я похлопала его по плечу, и он только с шумом выдохнул:
– Дела!
Вставив в замок ключ, я помедлила… Было ощущение дежавю – того, что сейчас я услышу голоса родителей и брата… Резко тряхнув головой, чтобы прогнать это наваждение, я толкнула дверь и оказалась в полной темноте… На секунду мне стало страшно, я быстро захлопнула дверь, потом, собравшись с духом, я снова открыла ее и быстренько нащупала выключатель на стене – свет вспыхнул и заиграл на большой люстре, висевшей в квадратном холле. Все было так, будто хозяева квартиры покинули ее только что и в скором времени собирались вернуться. Мамины любимые тапочки – темно-красные с золотистым узором по краям – стояли около галошницы. Папины серые – рядом.
Я сглотнула и сделала несколько шагов вперед. В холл выходило пять дверей. У каждого было по комнате – у родителей общая спальня, у отца кабинет и большая гостиная внизу. Там мы любили собираться вечерами за большим столом и обмениваться информацией.
Медленно я прошла на кухню и включила свет. Здесь тоже все было в неприкосновенности. Я поставила чайник на плиту – мама любила по возможности пользоваться традиционными чайниками, а не электрическими, и, сев на табуретку, я задумалась.
Если исходить из того, что я приехала сюда найти парня с брелоком, то где его искать – я не имела понятия, и найду ли вообще. Но если рассматривать мое возвращение как вызов тем, кто меня не убил полтора года назад – то я становлюсь для них отличной мишенью… И это следовало мне учесть в первую очередь. Я вздохнула. Богданов что-то говорил мне о деньгах… О том, что он даст мне отчет по поводу бизнеса. Деньги нужны мне как средство, чтобы достичь своей цели! Мне надо купить самый лучший пистолет.
И может, мне нанять телохранителя… почему бы и нет? Так мне станет спокойней… Конечно! Чайник вскипел – яркий чайник с красными маками на белом фоне. Мама разливала нам чай в чашки и ставила посередине стола большой пирог, который либо пекла сама, либо покупала в фирменной кондитерской нашего города «Венские узоры». Мамины пироги были неизмеримо вкуснее – с золотистой корочкой, тающие во рту… Я поймала себя на том, что у меня текут слезы. Я быстро стерла их рукавом кофты и заставила себя что-то сделать, чтобы немного отвлечься.
Открыв шкафчик, я достала заварку, и тут позвонили в дверь. Я замерла. Кто это мог быть? Богданов? Или кто-то другой?
Осторожно я подошла к двери и прислушалась.
– Ксюха! Это я! – раздалось негромкое. – Да открой же!
Это была наша соседка по дому – Ирина Шашкова – содержанка замглавы администрации Сосницкого. Мать резко возражала против такого соседства, но отец добродушно посмеивался: «Меня она уже не соблазнит, так что успокойся на этот счет и не нервничай. Это проблемы жены Сосницкого». Сосницкий вывез Ирку с турбазы, где она работала официанткой и массажисткой одновременно, купил ей просторную двухкомнатную квартиру и поселил в элитном доме. Ирка была добрейшим существом – капризным, истеричным, жутко эмоциональным, но незлобивым и веселым. У нее были пышный бюст, пухлые губы и заливистый громкий смех, который заражал любого, кто его услышит. Блондинка с соблазнительными формами, она словно шагнула со страниц «Плейбоя» и была мечтой всех мужчин от шестнадцати и старше.
– Да открой же! – повторила соседка.
Немного помедлив, я распахнула дверь, и Ирина взвизгнула, чуть не облив меня шампанским. В одной руке она держала бутылку шампанского, в другой – пачку сигарет.
Пеньюар, в котором она была – легкий невесомый кипенно-кружевной, – распахивался при малейшем движении и демонстрировал упругое молочной белизны тело.
– Ксана! Блин! – она кинулась ко мне. – Перекрасилась! Тебе даже идет. Как Ума Турман в «Криминальном чтиве». Откуда? Как? Мне Гошка сказал, а я не поверила – подумала: заливает…
– Какой Гошка?
– Охранник.
– А…
Я отступила назад, Ирка поставила шампанское на тумбочку в коридоре.
– Сейчас все расскажешь, – безапелляционно заявила она, заходя на кухню. – А то я уже умираю от любопытства. Я же думала, что ты умерла… Что тебя уже и нет в живых.
– Я и сама так думала.
На кухне Ирка разлила шампанское в бокалы, предварительно сняв их с полки, и посмотрела на меня.
– Рассказывай…
Я рассказала то, что и раньше Богданову, – я не поехала вместе со всеми праздновать Новый год в коттедж. Мы поссорились, и я решила отметить Новый год одна. А потом мне кто-то позвонил и сказал о случившемся. И я рванула из города куда подальше – я была так напугана, что не могла ни думать, ни соображать в тот момент. А когда я узнала, что все правда, – приняла решение не возвращаться, а пожить какое-то время в другом месте. Я рассказала это Шашковой, опустив подробности моего житья в чужом городе и работы в нем. Сказала только, что жила с одним хмырем, но сейчас рассталась.
Ирка слушала, полуоткрыв рот, и сочувственно кивала головой. Прядь белокурых волос прилипла ко лбу – было жарко. Она медленно встала и открыла окно.
– Господи! Ну надо же! В рубашке родилась! Кто-то наверху отвел от тебя смерть. Если бы кто другой сказал – не поверила бы… В последний момент не поехать на верную смерть! Повезло.
Какое-то время мы молчали. Ирка разлила остатки шампанского по бокалам.
– За тебя! За твою спасенную жизнь!
Она закурила, и тогда я спросила ее:
– А как дела в городе?
– И не спрашивай! – энергично затрясла головой Шашкова. – Все куда-то летит к чертям собачьим. Всех лихорадит, трясет. Мерджанов ходит мрачнее тучи. – Мерджанов был главой администрации. – Говорят, им там… – понизив голос, сказала Ирка и, оглянувшись, показала кивком головы наверх, – недовольны.
