Карим был в ярости, но старался говорить спокойно, тщательно подбирая слова:
— Амани, у меня только что состоялся неприятный разговор по телефону с нашим родственником Фадделем. Мне трудно поверить в то, что он мне рассказал. Он утверждает, что ты, Амани, украла его птиц. Это правда, дочка?
Амани изобразила нечто вроде улыбки, хотя взгляд ее был абсолютно серьезным.
— Папа, я спасла птиц от ужасной смерти.
Карим тихо сказал:
— Знаешь, дочка, ты должна вернуть этих птиц. Они не твои.
Я не отводила умоляющего взгляда от Амани в надежде, что она согласится.
Фальшивая улыбка исчезла с лица Амани. На минуту она задумалась, а потом вызывающе отрицательно покачала головой. Четко и уверенно она продекламировала аят из Корана:
— «Вздыхая о еде, они накормят все ж и сироту, и пленника, и бедняка» (176:8). — Затем добавила уже от себя: — Правоверный мусульманин не будет морить голодом животных.
Я знала, как и каждый мусульманин, что теологи ислама едины во мнении, что под словом «пленник» подразумеваются также и животные, находящиеся в зависимости от человека, и что правоверный мусульманин обязан всякое такое существо кормить, предоставить ему кров и ухаживать за ним.
— Амани, тебе придется вернуть птиц, — твердо повторил Карим.
Задыхаясь, Амани закричала:
— Во многих клетках не было ни еды, ни воды! — Ее хриплый голос стал тише, когда она повернулась и посмотрела на одну из них. — Увидев этих прелестных маленьких птичек, я поняла, что обязана их спасти. — Указывая на скамейку, стоявшую за ней, она добавила дрожащим голосом: — Я пришла слишком поздно и не смогла спасти всех птиц. Больше десяти были уже мертвы.
Я взглянула на скамейку и поразилась, увидев многочисленные тела мертвых птиц, лежащие в ряд. На каждое крошечное тельце Амани положила веночек из только что сорванных цветов.
В глазах у нее стояли слезы.
— Я их потом похороню, — произнесла она.
Бесчувственная Маха громко рассмеялась. Ей вторили филиппинские садовники.
— Замолчите и идите отсюда! — сердито приказал Карим.
Пожав плечами, Маха ушла, но еще долго, пока она шла по тропинке сада, был слышен ее смех.
Трое филиппинцев спрятались за кустами. Я не сказала об этом Кариму, так как это были мои любимые слуги и я не хотела, чтобы гнев Карима, адресованный Амани, перекинулся бы на них. Одиноким слугам скучно, им не хватает семейных забот, поэтому они с большим интересом наблюдают за драмами, которые разыгрываются в домах их хозяев.
Амани уже вовсю рыдала.
— Я не верну этих птиц! А если вы заставите меня это сделать, я брошусь в Красное море! — пригрозила она.
Я ахнула: сначала повешусь, теперь утоплюсь. Как же мне защитить своего ребенка от ее собственных разрушительных эмоций?
Мы с Каримом тревожно переглянулись. Мы оба прекрасно знали, что наша младшая дочь страстно и беззаветно любит животных.
— Амани, любимая, я куплю тебе тысячу других птиц, — пообещал ей измученный Карим.
— Нет! Нет! Я не верну этих птиц! — Амани бросилась к одной из клеток и начала истерично кричать.
При виде таких страданий нашего ребенка мы с Каримом, не помня себя, бросились к ней.
— Дорогая, — плакала я, — ты так заболеешь. Ну успокойся, малышка. — Рыдания Амани сотрясали все ее тело.
Я слышала, что одна из наших родственниц так безутешно рыдала над своей усопшей матерью, что у нее в горле лопнула вена и она чуть не последовала за своей матерью в могилу. И вот теперь я до смерти боялась, что подобное может случиться с моей дочерью. Никогда я не видела, чтобы Амани так страдала.
— Хорошо, Амани. Оставь этих птиц у себя. Я куплю Фадделю других.
Эта идея также не вызвала у Амани одобрения.
— Нет! — закричала она. — Ты что, хочешь доставить к этому убийце новые жертвы?
Карим крепко обнял ребенка. Мы в полном отчаянии смотрели друг на друга. Он заключил лицо дочери в свои ладони и с мольбой произнес:
— Амани, пожалуйста, перестань плакать. Я обещаю обязательно что-нибудь придумать.
Безумные рыдания Амани постепенно перешли в жалостливые всхлипы. Карим осторожно поднял дочь и на руках отнес ее во дворец в ее комнату. Пока Карим успокаивал ее, я обшарила комнату и убрала из нее все, чем можно было бы нанести себе увечья. Я так же поступила со всем острым и режущим в ее ванной. Амани, кажется, этого не заметила.
Перед тем как вернуться в комнату Амани, я велела Махе помочь служанке осмотреть весь дворец. Я хотела, чтобы все, что может представлять опасность, было бы убрано и заперто.
Маха начала упрекать меня, что в заботе о судьбе этих глупых птиц Фадделя мы вовсе забыли о тех несчастных девушках, которых насильно держали там. Она была права, я совершенно не вспоминала о гареме с бедными девушками, который Маха обнаружила. Я вновь заверила Маху:
— Маха, дай нам с папой время разобраться с этой ситуацией. Потом, обещаю тебе, я обязательно выясню все об этих девушках.
Когда Маха стала строить гримасы и высмеивать сестру, мое терпение лопнуло.
— Прекрати сейчас же! Ты же знаешь отношение Амани к животным. Каково тебе будет, если твоя сестра перережет себе горло или повесится?
— Устрою пир и созову много гостей! — сердито выкрикнула Маха.
Я дважды шлепнула Маху. Маха извинилась и поспешила выполнять мою просьбу.
Вернувшись в комнату Амани, я увидела, как мой замечательный муж терпеливо составляет список того, что по требованию Амани необходимо было срочно купить для ухода за спасенными птицами. Он явно осознавал, как и я, что Амани близка к нервному срыву.
Карим повернулся ко мне и протянул список:
— Султана, пошли кого-нибудь из водителей купить двадцать больших птичьих клеток, различный птичий корм и средства по уходу за птицами, да и игрушки для них, то есть, одним словом, все, что имеется в магазине.
— Да, конечно, — проговорила я.
Прочитав список, я пошла выполнять поручение Карима. Через час двое наших водителей вернулись из двух магазинов для животных, которые существовали в городе, скупив в них абсолютно все, что продавалось только для птиц.
Карим велел нашим шестерым садовникам отложить свою повседневную работу и помочь переселить птиц из маленьких клеток в новые большие. И только после того, как Амани лично проверила птиц и сама убедилась, что они хорошо накормлены, у них много воды и они поселены в большие клетки, она согласилась пойти спать.
Я все еще была озабочена ее состоянием и велела шести служанкам по очереди дежурить у постели моей дочери, пока она спит.
Маха, все еще надутая из-за всех этих событий, отказалась с нами ужинать. Мы с Каримом были так эмоционально измучены, что даже не отреагировали на это. Мы молча съели легкий ужин, состоящий из куриного кебаба с рисом.
