— Я уверена, Халида, что ты не одобряешь этого.
Халида посмотрела на меня с презрением:
— Не тебе, Султана, обсуждать жизнь в доме другого человека.
Девушки наконец осознали, что произошло, и комната огласилась оглушительными криками, сливавшимися в единый хор. Фаддель быстро махнул рукой. Трое дородных мужчин, сопровождавших его, начали заталкивать девушек в маленькие комнаты и заперли их там.
— Маха! — закричала я, дико озираясь вокруг. — Сейчас же ко мне!
Мысль, что моя дочь может быть заперта вместе с этими несчастными, чуть не ввергла меня в состояние полного безумия.
Увидев Маху, я крепко схватила ее за руку. Как только она вновь была в безопасности рядом со мной, я начала просить за девушек Халиду в надежде, что она встанет на сторону женщин, своих сестер.
— Халида, ты должна знать, что этих девушек постоянно насилуют: твой муж, твои сыновья и другие мужчины. — Я помолчала. — Ты ведь жена и мать, и, я уверена, тебе это не может нравиться.
Халида была удивительно красива, но ее слова доказали мне, что душа ее уродлива. И даже хуже того: эмоционально и духовно она была мертва. Моя речь явно не тронула ее.
— Султана, это касается только мужчин.
— Халида, если ты и правда так считаешь, значит, ты не что иное, как камыш, раскачивающийся на ветру, не имеющий своего мнения.
Халида покраснела, но не ответила на мой вызов.
Давно ходили слухи, что Халиду прельстило прежде всего несметное богатство Фадделя, в этом и причина ее покорности и преданности ему. Мне захотелось накричать на Халиду, напомнить ей о мудрой поговорке о той женщине, что «выходит замуж за деньги гориллы: деньги уходят, а горилла остается». Жизнь действительно непредсказуема, и может наступить такой день, когда Фаддель обеднеет, и тогда у Халиды ничего не останется, кроме его пороков, которые долговечнее, чем богатство.
Но я ничего не сказала, понимая, что такие слова не поспособствуют освобождению девушек.
У Фадделя хватило наглости оправдывать свои злодеяния:
— Хотя это вообще не твое дело, Султана, но все женщины здесь были проданы их родителями. Они получили то, что хотели, как и я. Так что сделки были законными, и я ничего преступного не совершил.
— С точки зрения закона, возможно, и нет, а по законам морали — совершил.
Фаддель пожал плечами.
В отчаянии от того, что мне не удается освободить девушек, я дерзко бросила родственнику:
— Фаддель, неужели тебе так трудно найти партнерш по сексу, которых не надо было бы сначала приковывать цепями?
Маха повернулась к нему и с презрением выпалила:
— Вы отвратительное животное. Вот вы кто.
Фаддель задохнулся от негодования:
— Султана, как я понимаю, ты со своей дочерью задумала очернить меня и испортить мою репутацию.
Маха обвила меня руками:
— Мама, мы ни в коем случае не можем оставить их здесь.
Мое сердце разрывалось на части.
— Но, доченька, нам придется. Мы больше ничего не можем сделать. — Я потянула ее за собой: — Пойдем.
Халида повернулась к нам спиной и вышла.
Выпроваживая нас с Махой из павильона, Фаддель делано сладким голосом угрожающе произнес:
— Знаешь, Султана, если бы это сделал кто другой, я бы велел его убить.
Идя рядом с Фадделем, я испытывала к этому растленному человеку такую ненависть, какую не питала даже к своему брату Али. Как мне хотелось осыпать Фадделя миллионом проклятий! Но я знала, что закон Саудовской Аравии не оставлял шансов помочь этим девушкам. Я ничего не могла сделать и прекрасно знала это. Но самое обидное, что и Фаддель это знал.
Направляясь к выходу, я слышала душераздирающие крики девушек, доносившиеся из-за закрытых дверей. Я не могла этого выносить. И мне трудно было представить, что же чувствовала Маха.
Мрачные мысли роились в голове. О, Аллах! Что за страна! Что за люди! Мы так богаты, что не раздумывая меняем дорогую землю на выводок разноперых птиц, дабы удовлетворить безумный каприз наших детей. В то же время мы так нравственно испорчены, что для нас обычное дело держать в неволе девушек в качестве сексуальных рабынь, и, что совсем невероятно, у порядочных людей нет никакого законного способа этих девушек освободить. Мне стало жарко от стыда за свою страну и своих соотечественников.
Фаддель вызвал нашего водителя. Он провожал нас, решив самолично убедиться в нашем отъезде. Когда появилась машина, Фаддель открыл дверцу, вернул мой мобильный телефон и ехидно пожелал нам всего доброго на прощанье:
— Султана, рады будем снова вас видеть. — И, усмехнувшись, добавил: — Только, пожалуйста, в следующий раз ждем вас в наших апартаментах.
В жизни бывают такие поражения, что, кажется, вынести их невозможно. Я не способна была ни говорить, ни думать, пока не избавилась от вида проклятого Фадделя.
Маха заплакала. Я была так опустошена, что мне было даже не найти слов, чтобы утешить ее, и просто нежно погладила ее по плечу.
Когда мы подъезжали к первому повороту аллеи, прямо перед нашей машиной выросла фигура евнуха Омара. Водитель ударил по тормозам. Улыбнувшись своей беззубой улыбкой, Омар постучал в оконное стекло.
— Открой окно! — приказала я.
— Госпожа, можно мне поехать с вами? — спросил Омар высоким голосом.
— Со мной? Я думала, вы живете в семье Фадделя.
— Госпожа, я сказал, мне разрешают здесь жить; я не сказал, что мне здесь рады. — Затем он добавил: — После смерти отца Фадделя, умершего более пятнадцати лет назад, меня здесь не очень-то жалуют.
— Ладно… — Посмотрев в салонное зеркало, я увидела, что водитель с тревогой поглядывает на меня. — Семья Фадделя купила тебя как раба?
— Рабство отменено много лет назад.
Это правда. В 1962 году американский президент Джон Ф. Кеннеди лично обратился к Фейсалу, который в то время был премьер-министром, с просьбой об отмене рабства в Саудовской Аравии. Наше правительство удовлетворило просьбу президента Кеннеди и выкупило каждого раба в стране приблизительно за 5000 саудовских риалов ($1500) за душу. Многие из освобожденных рабов остались в домах своих прежних владельцев. Несмотря на то что Омар решил остаться с семьей, которой некогда принадлежал, он был хозяином сам себе.
— Пожалуйста, госпожа.
Я быстро обдумала эту необычную просьбу. Вполне возможно, что Фаддель накажет Омара за то, что тот не сообщил о нашем приходе в гарем. Я теперь хорошо знала, что Фаддель способен на любую гнусность. Без особой охоты я все же сказала:
— Ладно, садись. Поедешь с нами.
Как только этот маленький человечек уселся, я спросила его:
