Когда надгробные речи наконец завершились, к алтарю вышел
одетый в белый хитон Верховный Жрец Недры, тучный мужчина с большим чувственным
ртом. Перебирая события из жизни Рэн Боуруна, он произнес пространное
нравоучение о том, какие преимущества дает богатство, если его умело
использовать. Сначала Гариона шокировало, что Верховный Жрец выбрал подобную
тему, но лица завороженно слушавших людей, столпившихся в храме,
свидетельствовали о том, что проповедь о деньгах трогала толнедрийцев до
глубины души.
Когда все эти бесконечные речи были закончены, императора
положили рядом с его женой под мраморную плиту, в отведенной Боурунам части
подземелья под храмом. Плакальщики возвратились в главный зал, чтобы выразить
соболезнование семье умершего. Сенедра держалась хорошо, хотя была очень
бледна. Один раз она слегка покачнулась, и Гарион протянул руку, чтобы
поддержать ее.
- Не прикасайся ко мне! - прошипела она.
- Что? - удивился Гарион.
- Мы не имеем права выказывать признаки слабости в
присутствии наших врагов. Я не собираюсь падать в обморок на потеху Хонетам,
Хорбитам или Вордам. Мой отец восстал бы из могилы, если бы я это сделала.
Один за другим продолжали подходить члены всех знатных
семей, чтобы выразить облаченной в черную соболиную мантию маленькой королеве
Ривской свое глубокое и откровенно лживое сочувствие. Гариону все это казалось
отвратительным. Его лицо становилось все более мрачным и суровым, что несколько
подпортило радость великим герцогам, их женам и многочисленным подхалимам.
Толнедрийцы боялись и уважали этого высокого, загадочного алорийского монарха,
который, неизвестно откуда взявшись, прославился великими подвигами, занял
Ривский престол и завоевал славу строгого, но справедливого правителя. Говорить
дерзости в его присутствии представлялось им небезопасным.
Наконец Гариону все настолько опротивело, что он забыл даже
про свое утонченное сендарийское воспитание и твердо взял жену за локоть.
- Давай уйдем отсюда, - обратился он к ней голосом,
донесшимся до всех уголков храма, - а то здесь запахло тухлятиной.
Сенедра бросила на него быстрый взгляд, с царственным
величием подняла голову, взяла его под руку, и они вместе прошествовали к
огромным бронзовым дверям. Толпа в гробовом молчании расступилась перед ними.
- У тебя очень хорошо получилось, дорогой, - похвалила его
Сенедра, когда они ехали в золоченой императорской карете обратно во дворец.
- Еще несколько минут, и я бы не сдержался, - ответил он. -
Я либо должен был сказать, что обо всех них думаю, либо превратить всю эту
свору в кротов.
- Какая восхитительная мысль! - воскликнула она. - Если
хочешь, можем вернуться.
Когда через час во дворец прибыл генерал Вэрен, лицо его
сияло откровенным злорадством.
- Бельгарион, - произнес он с широкой усмешкой, - ты
все-таки великий человек. Одним словом ты сумел смертельно обидеть почти всю
знать северной Толнедры.
- Каким это словом?
- Тухлятина.
- Я очень сожалею.
- Не сожалей. Несколько грубовато, но зато в точку. Однако
теперь у тебя появилось немало заклятых врагов.
- Этого еще не хватало, - хмуро проговорил Гарион. - Еще
несколько лет, и у меня во всех концах света будут враги.
- Если у короля нет врагов, значит, он плохо делает свое
дело, Бельгарион. Только пустой человек может прожить жизнь, никого не обидев и
не задев.
- Спасибо.
Был не совсем понятен нынешний статус генерала Вэрена. Его
"усыновление" последним императором не имело под собой никакой
законодательной основы. Претенденты на трон, ослепленные жаждой завладеть
императорской короной, убедили себя, что он будет просто выступать в качестве
распорядителя, пока вопрос не разрешится обычным порядком.
Сомнения сохранялись вплоть до дня официальной коронации,
которая была назначена через два дня после похорон Рэн Боуруна. Когда генерал,
прихрамывая, вошел в храм Недры, одетый в военную форму, а не в золотую мантию,
которую разрешалось носить только императору, по толпе претендентов на престол
прокатилось злорадное оживление. Казалось, что этот человек не собирается
использовать свое временное возвышение. Возможно, придется потратиться на
взятку, но титул императора Толнедры стоит того. Когда Вэрен, сверкая золотыми
нагрудниками доспехов, приблизился к алтарю, его встретили широкими улыбками.
Тучный Верховный Жрец на мгновение наклонился к нему и
прошептал что-то на ухо. Вэрен ответил, и лицо толстяка в белом хитоне вдруг
резко побледнело. Трясясь крупной дрожью, он открыл стоявшую на алтаре
хрустальную с золотом шкатулку и вынул оттуда усыпанную драгоценными камнями
корону. Коротко подстриженную голову Вэрена умастили благовониями, и Верховный
Жрец трясущимися руками поднял корону.
- Коронуется, - провозгласил он голосом, который от испуга
почти что перешел в писк, - коронуется император Рэн Боурун XXIV, повелитель
Толнедры.
На минуту в храме воцарилась тишина. Затем раздались
протестующие вопли, по мере того как до собравшихся там людей доходил смысл
происходящего. Но вопли быстро умолкли, когда толнедрийские легионы,
построенные вдоль окаймлявших главное помещение храма колонн, с громким стальным
скрежетом обнажили мечи. Сверкающие лезвия поднялись, салютуя новому
императору.
- Да здравствует Рэн Боурун! - прогремело приветствие. - Да
здравствует император Толнедры.
И на этом все закончилось.
В тот же вечер, когда Гарион, Сенедра и только что коронованный
император собрались в отделанном малиновой драпировкой кабинете, освещенном
золотистым мерцанием десятков свечей, Вэрен воскликнул:
- Внезапность так же важна в политике, как и в военном деле,
Бельгарион. Если противник не знает, что ты собираешься предпринять, он не
сможет подготовиться к ответным действиям. - Теперь генерал в открытую носил
золотую императорскую мантию.
- Да, разумно, - ответил Гарион, потягивая из кубка доброе
толнедрийское вино. - Ты вместо мантии императора надел доспехи, и они до
последней минуты ни о чем не догадывались.
- Все гораздо проще, - рассмеялся Вэрен. - Многие из этих
дворян проходили военную подготовку, а мы учим наших легионеров бросать
кинжалы, и поскольку я стоял к ним спиной, то мне было спокойнее, когда мои лопатки
защищал прочный стальной лист.
- Беспокойное это дело - заниматься в Толнедре политикой,
верно?
Вэрен кивнул в знак согласия.
- Зато не соскучишься, - добавил он.
- Интересные у тебя понятия о забавах. В меня несколько раз
бросали кинжалы, и что-то мне не было очень весело.
- Мы, Анадилы, всегда отличались своеобразным чувством
юмора.
