Гарион сидел на подстилке из мха, удобно прислонившись
спиной к стволу дерева. Грело теплое солнце, и ноздри его наполнял пьянящий
запах травы, деревьев и лесных цветов. Из-за высоких стволов вылетела бабочка с
узорчатыми золотисто-голубыми крыльями. Привлеченная ярким цветом, или запахом,
или чем-то еще, она устремилась к озерку и цветам, качавшимся на нем. Бабочка перелетала
от одного цветка к другому, слегка касаясь их крыльями. Сенедра, затаив
дыхание, медленно погрузила голову в воду так, что на поверхности осталось
только ее лицо. Бабочка все ближе и ближе подлетала к застывшей в ожидании
королеве. И вот, опустившись к ее лицу, бабочка нежно коснулась крыльями ее
губ.
- О, замечательно, - рассмеялся Гарион. - Теперь моя жена
общается с бабочками.
- Ради поцелуя я готова на все, - отвечала она, бросив на
него лукавый взгляд.
- Если ты хочешь поцелуя, я могу это взять на себя.
- Интересная мысль.Тогда поцелуй меня прямо сейчас.А то мой
дружок уже охладел.- Она махнула рукой на бабочку, которая, трепеща крыльями,
уселась на склонившийся над водой куст. - Иди ко мне, Гарион.
- Ты же на самой середине озера, - заметил он.
- Ну и что?
- Выходить ты, по-видимому, не собираешься.
- Ты предложил поцелуй, Гарион. Без всяких условий.
Гарион вздохнул, поднялся на ноги и начал раздеваться.
- Мы оба об этом пожалеем, - предупредил он. - Летние
простуды долго не проходят.
- Ты не простудишься, Гарион. Давай же.
Поежившись, он решительно вступил в ледяную воду.
- Жестокая ты женщина, Сенедра, - пожаловался он, содрогаясь
от обдавшего его холода.
- Не будь таким ребенком. Иди сюда.
Стиснув зубы, он двинулся к ней, разгребая в стороны воду, и
по дороге больно ударился ногой о лежащий на дне камень. Когда он приблизился к
Сенедре, она обвила его шею своими холодными, мокрыми руками и крепко прижалась
губами к его губам. Ее продолжительный поцелуй заставил его слегка покачнуться.
Он почувствовал, как губы ее напряглись, сложившись в лукавую улыбку, не
отрываясь при этом от его губ, а потом она без всякого предупреждения подняла
ноги и своим весом увлекла его под воду.
Он вынырнул, бранясь и отплевываясь.
- Правда, здорово получилось? - хихикнула она.
- Не особо, - проворчал он. - Тонуть мне не очень
понравилось.
Она пропустила это мимо ушей.
- Ну раз уж ты совсем промок, то можешь со мной еще
поплавать.
Проплавав вместе около четверти часа, они вышли из озера,
дрожа и посинев от холода.
- Разведи огонь, Гарион, - проговорила Сенедра, клацая
зубами.
- Я не взял с собой трут, - сказал он. - И кремень тоже.
- Тогда сделай это по-другому.
- Как - "по-другому"? - не сразу понял он.
- Ну ты же знаешь... - Она загадочно махнула рукой.
- А-а. Я и забыл об этом.
- Быстрее, Гарион. Я замерзаю.
Он набрал хворосту и сухих веток, расчистил место на полянке
и направил свою энергию на сложенное в кучу топливо. Сначала поднялась
тоненькая струйка дыма, потом вспыхнул язык ярко-оранжевого пламени. Через
несколько минут рядом с покрытым мхом холмиком, у которого, сжавшись в комок,
сидела дрожащая Сенедра, весело потрескивал огонек.
- Да, вот так-то лучше, - сказала она, протягивая руки к
костру. - Полезный ты человек, мой господин.
- Благодарю. Не пожелает ли моя госпожа что-нибудь надеть?
- Пока не высохнет, не пожелает. Терпеть не могу надевать
сухую одежду на мокрое тело.
- Тогда надеюсь, что никто сюда не заглянет.
- Подойди, сядь со мной рядом, - предложила Сенедра. - Здесь
гораздо теплее.
У Гариона не было причин отказываться, и он присел рядом с
ней на теплый мох.
- Вот видишь, - произнесла она, обнимая его рукой за шею. -
Ведь так гораздо лучше, правда? - Она поцеловала его - серьезно и
сосредоточенно.
У него перехватило дыхание и сердце забилось сильнее.
Когда она наконец ослабила объятия, Гарион с беспокойством
оглядел поляну. Краешком глаза он уловил порхающее движение над самой водой и
смущенно кашлянул.
- В чем дело? - спросила она.
- Бабочка на нас смотрит, - ответил он, покраснев.
- Ничего страшного, - улыбнулась она, снова обвивая руками
его шею.
Весна незаметно перешла в лето, а в мире в том году царило
непривычное спокойствие. Независимое королевство Вордов было сломлено набегами
вооруженных до зубов бандитов, и семейство Вордов наконец униженно попросило
принять их обратно в состав Толнедрийской империи.
Новости из Хтол-Myproca доходили отрывочные, но вроде бы
положение на дальнем юге стабилизировалось - маллорейцы Каль Закета удерживали
равнины, а Ургит со своими мургами прочно окопался в горах.
Донесения, периодически посылаемые Гариону драснийской
разведкой, указывали на то, что возродившийся Медвежий культ не
распространяется за пределы отдаленных деревень.
Гарион радовался этой передышке, и, поскольку никаких
срочных дел у него не было, он взял в привычку поздно вставать и иногда
проводил в блаженной дремоте два-три часа после восхода солнца.
Одним таким утром где-то в середине лета ему приснился на
редкость чудесный сон, будто они с Сенедрой прыгали с чердака сарая на ферме
Фалдора на стог мягкого сена. Но его сладкие грезы немилосердно прервала жена,
которая внезапно выпрыгнула из постели и бросилась стремглав в соседнюю
комнату, откуда послышались громкие харкающие звуки.
- Сенедра! - воскликнул он, вскакивая вслед за ней с
постели. - Что ты делаешь?
- Меня рвет, - отвечала она, поднимая бледное лицо от таза,
который держала на коленях.
- Тебя тошнит?
- Нет, - саркастически произнесла она. - Это я так
развлекаюсь.
- Я позову кого-нибудь из врачей, - сказал он, хватаясь за
одежду.
- Не стоит.
- Но тебя же тошнит.
- Конечно, но врача не нужно.
- Это неразумно, Сенедра. Если ты больна, тебе нужен врач.
- Меня должно тошнить, - ответила она.
- Что?
- Ты что, ничего не понял, Гарион? Меня, возможно, еще
несколько месяцев по утрам будет тошнить.
- Я тебя вовсе не понимаю, Сенедра!
