И вдруг Эрранд почувствовал какую-то особую, сжимающую
сердце грусть, грусть, остававшуюся неизменной на протяжении веков, и,
повернувшись, он увидел, как скупая слеза проползла по морщинистой щеке
Бельгарата и спряталась в белой окладистой бороде.
Но тоска Бельгарата по своей ушедшей жене не заслонила того
глубокого и всепоглощающего восторга, который охватил Эрранда при виде этой
маленькой зеленой ложбины, деревьев, ручья и густой травы. Он улыбнулся и
проговорил:
- Дома, - пытаясь ощутить вкус и аромат этого слова.
Польгара серьезно взглянула ему в лицо. Цвет ее лучистых
глаз менялся вместе с ее настроением - от бледно-голубого, почти серого, до
темно-фиолетового.
- Да, Эрранд, - ответила она своим густым гортанным голосом,
- да, мы дома. - Затем она нежно обняла его, и в этом объятии выразилась вся ее
тоска по дому, по родному очагу, переполнявшая ее в течение долгих веков,
которые они с отцом провели, выполняя свою бесконечную миссию.
Дарник-кузнец задумчиво обозревал лежавшую внизу под теплым
солнцем лощину, размышляя, прикидывая, сопоставляя и переставляя что-то в уме.
- Нелегкая работа нам предстоит, Пол, если мы хотим все
здесь обустроить по-своему, - обратился он к жене.
- У нас с тобой в запасе целая вечность, - ответила Польгара
с мягкой улыбкой.
- Я помогу вам разгрузить фургон и поставить палатки, -
сказал Бельгарат, рассеянно почесывая бороду. - А завтра мне нужно будет
спуститься в Долину - поговорить с Бельдином и близнецами, заглянуть в башню,
ну и все такое.
Польгара окинула его долгим, пристальным взглядом.
- Ты слишком торопишься уехать, папочка, - сказала она ему.
- С Бельдином ты говорил в Риве месяц назад, а в свою башню ты, бывает, веками
не наведываешься - и ничего. Я заметила, что всякий раз, когда нужно
поработать, у тебя сразу возникают неотложные дела где-то в другом месте.
Лицо Бельгарата приняло выражение оскорбленной невинности.
- Ну, знаешь ли, Польгара... - запротестовал было он.
- Не поможет, отец, - отрезала она. - Если ты останешься на
пару недель, или на месяц, или на два помочь Дарнику, это тебе не повредит. Или
ты хочешь, чтобы мы зимовали в палатках?
Бельгарат неприязненно покосился на голые стены,
возвышавшиеся у подножия холма, на которых словно было написано, сколько часов
тяжелого труда понадобится, чтобы сделать усадьбу пригодной для жилья,
- Ну что ты, конечно, Пол, - поспешно произнес он. - Я рад
буду остаться и помочь вам.
- Я знала, отец, что на тебя можно положиться, - улыбнулась
она.
Бельгарат окинул Дарника оценивающим взглядом, словно
пытаясь прочесть его мысли.
- Надеюсь, ты не собираешься все делать вручную, - осторожно
начал он. - Я хочу сказать, ну, ты же знаешь, что у нас есть другие
возможности.
Дарник чувствовал себя несколько неловко, на его простое,
честное лицо легла тень неодобрения.
- Я, э-э, я прямо не знаю, Бельгарат, - с сомнением в голосе
выговорил он.
- Мне, наверное, будет от этого не по себе. Если я все
сделаю своими собственными руками, я буду уверен, что работа сделана как
следует. Я все еще чувствую неловкость, когда вы действуете по-другому, мне это
кажется вроде как надувательством, если ты меня правильно понимаешь.
Бельгарат вздохнул.
- Я боялся, что ты так на это посмотришь. - Он покачал
головой и расправил плечи. - Коли так, давай поскорей спустимся к дому и
начнем.
Понадобилось около месяца, чтобы выгрести из углов
накопившийся за три тысячелетия мусор, поставить новые дверные косяки и оконные
рамы, положить балки и настелить крышу. На это бы ушло в два раза больше
времени, если бы Бельгарат не мошенничал всякий раз, когда Дарник поворачивался
к нему спиной.
Все сложные работы выполнялись сами собой, когда кузнеца не
было поблизости. Однажды, например, Дарник взял фургон и отправился за
бревнами; как только он скрылся из виду, Бельгарат откинул в сторону тесло,
которым он обтесывал балку, с серьезным видом поглядел на Эрранда и достал из
куртки глиняный кувшинчик с элем, который успел стащить из запасов Польгары.
Отхлебнув из кувшина, он направил свою энергию на упрямую балку и, не произнеся
ни слова, высвободил ее. Во все стороны разлетелась туча белых древесных
стружек. Когда балка была гладко отесана, старик самодовольно усмехнулся и
проказливо подмигнул Эрранду. Ничуть не изменившись в лице, Эрранд подмигнул
ему в ответ.
Мальчик и раньше видел, как творят волшебство: и
Зедар-Отступник, и Ктучик были чародеями. И в самом деле, на протяжении всей его
жизни мальчика окружали люди с каким-то необычным даром. Однако никто другой не
был так искусен в этом деле и не творил его с такой уверенной легкостью, как
Бельгарат. Как истинный виртуоз, старик проделывал невозможное так, что это
казалось самым обычным делом. Эрранд, конечно, знал, как это делается. Нельзя,
проведя столько времени в обществе разных чародеев, не поднатореть по крайней
мере в теории. Та непринужденность, с которой действовал Бельгарат, иногда
вызывала у него искушение попробовать самому, но всякий раз, поразмыслив, он
понимал, что пока лучше без этого обойтись.
То, чему мальчик научился от Дарника, было, конечно, не
столь чудесным, но нисколько не менее значительным. Эрранд сразу же заметил,
что не существует практически ничего такого, чего кузнец не мог бы сделать
своими руками. Ему был знаком каждый инструмент. Он мог работать как с железом
и медью, так и с камнем и деревом. Он с одинаковой легкостью мог построить дом
и изготовить стул или кровать. Пристально наблюдая за работой Дарника, Эрранд
перенял сотни маленьких хитростей и секретов, в которых как раз и заключается
разница между мастером и незадачливым любителем.
Польгара занималась всеми домашними делами. Палатки, в
которых они спали, пока строился дом, содержались в идеальном порядке. Постели
ежедневно проветривались, готовилась еда, выстиранная одежда вывешивалась
сушиться. Однажды Бельгарат, явившийся поклянчить или украсть кувшин эля,
окинул критическим взглядом свою дочь, которая, умиротворенно что-то напевая,
разрезала на куски только что сваренное мыло.
- Пол, - едко произнес он, - ты самая могущественная женщина
на свете. Ты сама не можешь сосчитать, сколько у тебя титулов, и нет в мире
короля, который бы, встретившись с тобой, машинально тебе не поклонился. Ты
можешь объяснить мне, зачем ты делаешь мыло подобным образом? Это тяжелая
работа, оно горячее, да и воняет ужасно.
Польгара спокойно взглянула на отца.
