- Я уже несколько тысяч лет, как самая могущественная
женщина в мире, Старый Волк, - отвечала она. - Короли кланяются мне на
протяжении нескольких веков, и я потеряла счет своим титулам. Но замужем я,
однако, впервые. Мы с тобой все время были для этого слишком заняты. Но я очень
давно хотела замуж и всю жизнь к этому готовилась. Я знаю все, что должна знать
хорошая жена, и умею делать все, что хорошей жене необходимо делать.
Пожалуйста, папа, не ворчи и, пожалуйста, не вмешивайся. Я еще никогда в жизни
не была так счастлива.
- От варки мыла?
- Да, и от этого тоже.
- Это такая трата времени, - сказал он. Он презрительно взмахнул
рукой, и к лежащим на столе кускам мыла присоединился еще один.
- Отец! - вскричала она, топнув ногой. - Прекрати сейчас же!
Бельгарат взял в руку два куска мыла - один свой, один ее.
- Ты можешь сказать мне, какая между ними разница, Пол?
- Мое сделано с любовью, а твое - просто фокус.
- Но одежду оно выстирает так же чисто.
- Мою - нет, - отвечала она и, взяв у него кусок мыла,
положила на ладонь. Затем дунула на него, и он тут же исчез.
- Глупышка ты маленькая, Пол, - сказал он.
- По-моему, иногда нужно быть глупышкой для блага семьи, -
спокойно ответила она. - Принимайся-ка за свою работу, отец, а я возьмусь за
свою.
- Ты не лучше Дарника, - обиделся он.
Она кивнула с довольной улыбкой.
- Знаю. Наверное, поэтому я и вышла за него замуж.
- Пошли отсюда, Эрранд, - обратился Бельгарат к мальчику. -
Это может оказаться заразным, а я не хочу, чтобы ты заразился.
- Ах да, - вспомнила Польгара. - Еще кое-что, отец. Не ройся
в моих припасах. Если тебе нужен кувшин эля, так и скажи.
Высокомерно фыркнув, Бельгарат, не удостоив колкую реплику
ответом, зашагал прочь. Но как только они завернули за угол, Эрранд извлек
из-под туники коричневый кувшин и протянул его старику.
- Отлично, мой мальчик, - усмехнулся Бельгарат. - Видишь,
как это просто, стоит только втянуться.
Все лето и до поздней осени все четверо трудились,
обустраивая дом и делая его пригодным для зимовки. Эрранд старался помогать чем
мог, хотя чаще всего его просили пойти куда-нибудь поиграть и не путаться под
ногами.
Когда пошел снег, весь мир, казалось, преобразился. Дом
превратился в надежное теплое убежище. В центральной комнате, где они ели и
собирались по вечерам, был сложен огромный очаг, дававший тепло и свет. Эрранд,
который все свое время, за исключением особо жестоких морозов, проводил на
улице, после ужина часто ложился на меховой коврик перед огнем и глядел на
пляшущие языки пламени, пока глаза его не начинали слипаться. А позже он
просыпался в прохладной темноте своей комнаты, завернутый до самого подбородка
в теплые пуховые покрывала, и знал, что Польгара осторожно отнесла его в
комнату и уложила в постель. Тогда он счастливо вздыхал и снова погружался в
сон.
Дарник конечно же смастерил ему санки, на которых было очень
здорово кататься с близлежащих холмов. Снег был не очень глубок, и полозья не
тонули в нем, так что Эрранд так разгонялся на склоне, что мог по инерции
проскользить почти через всю лощину.
Но в один погожий морозный вечерок, когда солнце начало
погружаться в пучину багровых облаков на западном горизонте и небо окрасилось
ледяным бледнобирюзовым светом, сезон катания на санках увенчался
знаменательным событием: Эрранд взобрался на вершину холма, таща за собой
санки. Внизу, среди сугробов, виднелась черепичная крыша дома, все окна были
ярко освещены, струйка бледно-голубого дыма, прямая, как стрела, поднималась в
неподвижный воздух.
Эрранд улыбнулся, лег животом на санки и оттолкнулся. Ветер
свистел у него в ушах, когда он стремительно пронесся через долину и прямо-таки
влетел в березово-кедровую рощу. Он мог бы проехать и дальше, если бы не ручей
на его пути. Но и такое завершение спуска привело его в восторг, так как берег
возвышался над ручьем на несколько футов, и санки Эрранда описали над темной
водой изящную длинную дугу, резко закончившуюся великолепным ледяным всплеском.
Когда он добрался до дому, трясясь от холода и с ног до
головы покрытый сосульками, у него состоялся обстоятельный разговор с
Польгарой. Польгара, как он уже успел заметить, имела слабость к театральным
жестам, особенно когда ей представлялась возможность указать кому-то на его
недостатки. Она наградила его долгим взглядом и немедленно принесла какое-то
отвратительное на вкус лекарство, которое насильно влила ему в рот. Потом она
принялась стаскивать с него замерзшую одежду, отпуская едкие и почти обидные
замечания по поводу любителей зимнего плавания на санках. У нее был прекрасно
поставленный голос, и она умела подбирать точные слова. Интонации и ударения
делали ее речь чрезвычайно выразительной. Но Эрранд предпочел бы более короткое
и не столь утомительное обсуждение случившегося с ним происшествия, особенно
если учесть, что и Бельгарат, и Дарник не очень успешно пытались спрятать
широкие улыбки, пока Польгара разговаривала с ним, одновременно растирая его
жестким полотенцем.
- Замечательно, - заметил Дарник, - по крайней мере, на этой
неделе ванна ему не понадобится.
Польгара прервала растирание и медленно повернулась, чтобы
поглядеть на мужа. В ее лице не было ничего угрожающего, но глаза смотрели
холодно и строго.
- Ты что-то сказал? - спросила она.
- M-м, нет, дорогая, - поспешно ответил он. - Ничего
особенного. - Он несколько настороженно взглянул на Бельгарата и поднялся на
ноги. - Пойду-ка принесу еще дровишек, - добавил он.
Польгара подняла бровь и перевела взгляд на отца.
- Ну? - вопросительно произнесла она. Тот недоуменно
заморгал.
Выражение ее лица не изменилось, но молчание сделалось
давящим и угрожающим.
- Давай-ка я помогу тебе, Дарник, - наконец предложил
старик, поднимаясь на ноги.
И оба они вышли из комнаты, оставив Эрранда наедине с
Польгарой.
Она снова повернулась к нему.
- Ты проскользил по всему холму, - спокойно спросила она, -
а затем прямо через долину?
Он кивнул.
- А потом через рощу?
Он снова кивнул.
- А потом к берегу и в ручей?
- Да, - подтвердил он.
- Как я понимаю, тебе не пришло в голову скатиться с санок
до того, как они полетели в воду?
Эрранд не отличался разговорчивостью, но тут он
почувствовал, что без объяснений не обойтись.
