— И они все это съедают?
— Этого еще мало! Хочешь, чтобы у тебя была лучшая команда, — бери больше, чем положено. Рыбаками командую я, независимо от того, что говорит Олине, а вот рыба — в руках Господних. Но если рыба идет, тут уж все зависит от команды.
— Хорошо бы побывать там.
— Да, там есть на что посмотреть. Рыбаков видимо-невидимо. Говорят, что на Лофотенах собирается до двадцати тысяч рыбаков. И у каждого своя снасть. И каждому требуется пища. Вот и считай, сколько бочек с хлебом и ларей с провизией надо припасти каждый год. Сколько морской робы и бахил. И за каждым судном обычно тянутся связки рукавиц, которые таким образом отмывают от грязи.
Вениамин представил себе двадцать тысяч пар заскорузлых от грязи и связанных друг с другом рукавиц, которые плывут по Вестфьорду. Это не шутки! Странно, что раньше никто не говорил ему об этом.
— Если Олине жаловалась тебе, что Дина скармливает лошади дар Божий, то невредно тебе узнать и то, что именно твоя мать много лет назад подсчитала, сколько сыру, масла и табаку требуется каждый год посылать на Лофотены. Тогда-то я и начал возить туда товар на продажу. Олине смотрит на все со своей колокольни, то есть из кухни в Рейнснесе… А мы с Диной — немного иначе.
Он сказал «мы с Диной». Это все искупало. Андерс участвует во всем, что делает Дина. Значит, Олине ошибается.
— Хоть ты и поедешь в Тромсё, чтобы стать ученым человеком, все-таки тебе неплохо знать: ловля рыбы — это свобода и приключения! Только там человек спит как убитый! Она дарит ему и силу, и мужество. Даже если рыбы не будет, все равно вырваться из дому — это счастье. А все остальное пусть ждет окончания сезона.
— А можно мне пойти с тобой на Лофотены? Вениамин видел, что Андерс растерялся. И все-таки повторил свой вопрос.
— Я поговорю с Диной, — неуверенно пообещал Андерс.
Но оба понимали: об этом нечего и мечтать. Андерс кашлянул.
— У тебя хорошая голова, парень. Пользуйся этим, пока молод.
— А у тебя, Андерс, разве плохая голова? Тебя небось никто не отправлял в Тромсё к чужим людям!
— Когда я был молодой, порядки были другие. Тогда мы радовались, если нам давали работу да еще и кусок хлеба. К тому же у меня не такой характер, чтобы корпеть над книгами.
— Мне тоже хочется стать шкипером! Андерс, скажи Дине, что мы с тобой так решили!
— Дина считает, что из тебя шкипер не выйдет.
— Это еще почему? Я ей докажу!
— Между прочим, я с ней согласен.
— Значит, если я не гожусь в шкиперы, мне надо сдохнуть в Тромсё?
— Нет. Я уверен, что ты будешь счастливым. Из тебя может получиться большой человек. Поэтому тебе надо учиться.
— Кем же я буду?
— Со временем определишься. Но ты станешь большим человеком, это точно!
— Я думал, раз ты теперь мой отец, тебе и решать, а все равно все решает Дина! — не сдержался Вениамин.
Любой рассердился бы на его месте. Но сказанного не воротишь. Андерс не поднимал глаз.
— Дина лучше знает, что тебе надо. На то она и мать.
— А ты посмотри, что вышло из Юхана. Лежит на диване в своей рясе и клянчит у Дины деньги.
Андерс не мог сдержать улыбку.
— Юхан не такой, как ты. Он не сын Дины, — улыбаясь, сказал он.
— Ну и что с того?
— Вы с ним очень разные.
— Откуда ты знаешь?
— Это по тебе видно, когда ты злишься. Впрочем, когда не злишься, тоже.
— Но ведь у нас с Юханом был один отец. Ты помнишь, как умер Иаков? А теперь он украшает стену и является привидением в Динином чулане.
— Кто тебе это сказал?
— Дина говорит, что он там.
— Ясно. — Андерс задумался.
— Но он никому не причиняет зла.
— Это уж точно.
Андерс повозился с трубкой и раскурил ее.
— Андерс, а ты веришь в привидения?
— Нельзя сказать, чтобы они очень донимали меня.
— А меня донимают.
— Кто же тебя донимает?
— Русский. Я знаю, он и в Тромсё со мной поедет. С кем я буду там по ночам играть в шахматы?
— Он все еще снится тебе?
— Да.
— Что же он делает?
— Кричит. И просит.
— О чем?
— Чтобы я был его свидетелем.
Этого говорить не следовало! Вениамин понял это, как только закрыл рот. О таком не говорят!
— Ты все забыть не можешь, как ленсман допрашивал тебя после того случая?
— Не знаю…
— Никак не забудешь, что русский застрелился?
— Это все ружье!
Вениамин несколько раз повторил эти слова, чтобы у Андерса не закралось каких-нибудь сомнений.
— Конечно ружье, — согласился Андерс.
— Разве люди могут стрелять друг в друга? — спросил Вениамин, понимая, что задает глупый вопрос.
— Иногда случается. Правда, не в наших местах.
— И что за это бывает?
— Пожизненная каторга. Стрелять в людей можно только на войне.
— Ты знаешь кого-нибудь, кто стрелял бы в людей?
— Слава Богу, нет!
— А ты подумай! Может, все-таки вспомнишь? Вениамин понимал, что идет по краю пропасти. Но сдержаться не мог. Он уже задал свой вопрос.
— Перестань, парень! Выкинь ты из головы все эти мысли!
Вениамин как ни в чем не бывало разглядывал маленького жука с черной спинкой, который медленно полз по полу. Черная блестящая спинка. Вениамин не знал, что на него нашло, но его вдруг заполнила невыносимая пустота. Он встал и раздавил жука каблуком.
— Бедный жук! Зачем ты раздавил его? Ведь он тебе ничего не сделал! — тихо сказал Андерс.
— А русский? Он тоже никому ничего не сделал, — ответил Вениамин и бессознательно сел на бочку. Бочка под ним закачалась. Пол был неровный.
— Это верно, — согласился Андерс.
— Скажи, как Дина может?.. Как она может жить, будто ничего не случилось? — Вениамин с удивлением вслушивался в собственный голос.
— Ты ошибаешься, она все помнит. Но только она не сдается. — Лицо у Андерса вдруг изменилось. Можно было подумать, что ему все известно.
Но ведь это невозможно!
— У Дины есть ты!
Как просто, оказывается, сказать эти слова: «У Дины есть ты!»
