Зал вдруг закачался у меня перед глазами. Аксель превратился в какие-то зловонные останки. Мне следовало уйти отсюда, пока не поздно.
Я встал, ноги плохо держали меня, но Аксель вдруг протянул руку и посадил меня обратно на стул.
— Я поеду с тобой в Берлин! — решительно заявил он.
— Что заставило тебя принять такое решение? — Я обратил внимание, что он закурил одну из гаванских сигар профессора.
— Это имеет для тебя значение?
— Да. Я должен знать, какие у тебя намерения. Хочешь ли ты таким образом отомстить Анне или считаешь, что должен поддержать меня.
— Ни то и ни другое. Мной движет эгоистическое желание попутешествовать, — ответил он.
Я протянул руку. По старой привычке он отдал мне сигару. Я затянулся два раза и вернул ему.
— Пошли, — сказал я и осушил рюмку.
Аксель был на удивление покладист. Мы пошли по направлению к его дому. Он жил в Валькендорфе.
— У меня нет денег на поездку в Берлин, как бы мне этого ни хотелось, — сказал я.
— А ты не можешь где-нибудь достать?
— Нет. То есть я мог бы попросить у Андерса, но не знаю, как обстоят у него дела. На это требуется время.
— Я могу занять для тебя, — предложил он.
— У кого?
— У своей матери. — Он засмеялся.
— Не сказав ей, на что берешь? Он пожал плечами:
— Она подумает, что я залез в долги.
— Почему тебе этого так хочется?
— Я уже объяснил тебе.
— Ты хочешь отвлечь меня от Анны! Но ведь я все равно скоро уеду!
Он остановился и схватил меня за руку:
— Дело не только в этом. Ты просто глуп, если не понимаешь этого. Я Анне больше не нужен. Во всяком случае, сейчас. Если женщина может уехать, значит, я тоже могу!
— Понятно, понятно!
Через несколько шагов он снова остановился и снова схватил меня за руку. Смех его не предвещал добра.
— Сегодня вечером я был там. У Анны. — Он смеялся.
— Там было так весело?
— Не особенно, — признался он. — Хочешь знать почему?
— Да…
— Анна не вышла к обеду. Она, видите ли, заболела и не могла присутствовать за столом. Уверяю тебя, Вениамин, я не предлагал поставить ей диагноз. Все и так ясно. Но я воспитанный человек и утешал родителей как мог. Вениамин Грёнэльв летал над нами, как крылатый дух над водой.
— Мне очень жаль.
— Ликуй! Тебе все дозволено!
— Ты еще молод, не надо так ожесточаться, — поддел я его.
Но он даже не стал платить мне той же монетой. Мы уже прошли мимо Валькендорфа.
— Мы с Анной больше не увидимся! — сказал я.
— И не думай! Увидитесь! — со злостью возразил он. — И каждая встреча будет постепенно исцелять тебя. Наедине с ней ты будешь меня расхваливать. А когда мы будем все вместе, можешь надо мной смеяться. Ты мой друг и будешь моим шафером. А я, со своей стороны, раздобуду денег и найду твою мать. Не сомневайся.
Мы стояли в промежутке между двумя уличными фонарями. Я видел только его руку с зажженной сигарой.
— И это ты называешь дружбой? — спросил я.
— Да, черт бы тебя побрал!
— Не слишком ли ты быстро решил, что меня можно купить?
— Ты прав, считаю я быстро. Но я тебя не покупаю. Ты мне необходим.
— Ты уверен, что Анне нужен именно такой муж, как ты?
— Да. Я уже объяснял тебе. Все решила наша первая встреча. Анне тогда было шесть. Мне — восемь. Мы уже тогда знали, что будем вместе. Это так красиво. И никто не сможет нам помешать…
— Ты никогда не говорил о… о любви между вами. Я думал, что это чисто практический подход к делу.
— Значит, если бы я сказал хоть слово о любви, ты бы не стал пытаться отбить у меня Анну? Ты это имеешь в виду?
Что я мог ответить ему?
— Не стал бы? — повторил он и выпустил густую струю дыма. Превосходство было на его стороне.
— Не знаю. — Я сдался.
Он шел набычившись, молча. Потом у него вырвалось:
— Вот это признание!
* * *
Небо затянулось тучами, и на нас упали первые капли дождя. Мы проходили мимо каменного рыцаря на Конгенс-Нюторв. Деревья шумели от ветра, волосы Акселя растрепались. Припозднившийся чистильщик сапог уныло тащил свою тележку. Две одинокие вспышки осветили небо.
— Смотри! — воскликнул Аксель. — В Тиволи фейерверк!
— Да. — Я засунул руки в карманы.
Мы смотрели друг на друга. На мостовой пузырились капли дождя.
— Надо где-то укрыться! — решил Аксель. — Где здесь ближайший кабачок?
— Аксель, у нас завтра утром операция!
— Как это на тебя похоже! Сперва ты слишком поздно приходишь, чтобы повидаться со мной. А когда мы уже встретились, оказывается, ты слишком устал. И это притом, что мы еще даже не начали веселиться! Когда мы едем?
Он наслаждался своим превосходством.
Бредя под дождем, мы, безусловно, являли собой странное зрелище. Сиамские близнецы — головы разные, но во всем остальном они зависят друг от друга.
Первый попавшийся нам кабачок оказался унылым заведением на Ню Адельсгаде. Там нам удалось преодолеть свои разногласия и начать строить планы на будущее. Они касались Дины.
Водка обожгла мне желудок и напомнила о том, что неплохо было бы и поесть. Но Аксель был сыт после обеда у профессора, а есть одному мне не хотелось. К тому же он уверил меня, что в таких заведениях не подают ничего, кроме колбасок с мышьяком.
Но я хотя бы согрелся. На вешалке сохли и коптились в дыму мокрые пальто. Из-за табачного дыма и грубых голосов здесь казалось многолюдно. Наши огорчения испарились, и постепенно нами овладела необузданная радость. После нескольких рюмок мы опьянели. Перед каждой рюмкой Аксель произносил небольшой тост. По его словам получалось, что он у матери любимчик. И безусловно, устроит мне заем. Как только наша ординатура закончится, мы едем в Берлин!
Я попросил его перестать повторять одно и то же, чтобы я не счел его слова пьяной болтовней. Тогда он начал подробно рассказывать, как мать любит его. И не только за неотразимую внешность, но главным образом — за тонкую душу, которая, по ее мнению, частица ее собственной души.
Я преодолел усталость и голод. И чувствовал себя Иудой, сидящим у ног Иисуса и слушающим, как Иисус собирается спасти нас обоих благодаря своим связям с высшими силами. Для Акселя высшей силой была его мать.
