— Какие деньги? — спросила Руфь.
— Все эти тысячи, которые ты присылала нам из
Америки. Мы сделали ванную комнату и перестроили кухню. Идем, я тебе покажу!
Позже, когда они обедали в гостиной и все
внимание матери было поглощено Туром, Руфь вспомнила, как бабушка не замечала
взрослых и видела только детей. С ними она говорила как с ровней, а своих
собственных детей считала чем-то, чего не стоит принимать в расчет.
— А что, Брит купила бабушкин дом? — осторожно
спросила Руфь.
— Нет, это временно, чтобы он не стоял пустой.
Брит со своей семьей, как и многие, переезжает на Материк. Ее двое старших уже
живут самостоятельно, теперь и Кари скоро покинет семью. Дом будет принадлежать
Туру, — решительно сказал Эмиссар.
— А что скажут остальные?
— Ничего не скажут. Все знают, что так должно
быть. Ведь Тур нам с Рагной как сын, — сказал Эмиссар и похлопал Тура по плечу.
Потом, словно опомнившись, воскликнул: — Надо же, ты все-таки приехала домой,
Руфь! После двадцати лет!
— Не надо об этом, — резко сказала мать и
испуганно посмотрела на Руфь и Тура.
— Он прав. Мне давно нужно было приехать, —
сказала Руфь и заставила себя засмеяться.
Они с Туром переглянулись. Он улыбнулся, но
промолчал о том, что это он уговорил ее приехать домой. Напротив, в его глазах
мелькнуло предостережение, которого она не посмела ослушаться. И наблюдая за
Туром, сидевшим за столом в доме ее родителей, Руфь поняла, что Тур был для них
равноценной заменой Йоргена.
Что-то творилось с воздухом. И со светом. Руфь
просто забыла, какие они тут. Или никогда не обращала на это внимания? Неужели,
действительно, человек должен уехать от того, что ему близко, чтобы,
вернувшись, увидеть все по-настоящему? Стоя на палубе парохода и глядя на
приближающийся Остров, Руфь вспомнила, как Майкл был очарован здешней природой
и светом.
Тогда она этого не понимала. Она была слишком
юной и никогда не видела ничего другого. Будни все заслоняли. К тому же ее
внимание было слишком поглощено людьми и чувствами. До известной степени так
было и теперь.
Она не была пейзажистом. Но, возможно, она
увезет с собой частицу этого северного света. По крайней мере, нужно
попробовать написать его и посмотреть, что из этого получится. Может быть, даже
не чувствуя себя очарованной этой природой, ей удастся передать удивление,
подмеченное на некоторых лицах, и хрупкую прозрачность красок.
Стоя перед бабушкиным домом и глядя вдаль, она
поняла, что увезла отсюда с собой именно краски. Но теперь она видела, что
могла бы лучше воспользоваться ими. Гораздо лучше.
Брит ждала ее в открытых дверях. Мотив —
женщина из ее рода. Вечерняя темнота пыталась поглотить ее. Та самая Брит, с
которой она делила детство. И вместе с тем — другая. Зрелая женщина со своими
заботами и тайнами. Они обе изменились.
Из-за спины Брит высунулось лицо девочки. И
еще одно. Руфь никогда раньше их не видела. И тем не менее, узнала в них
родовые черты.
— Руфь, родная! Если бы ты знала, как мы рады,
что ты приехала! Бабушкина лампа с лунным светом ждет тебя. Когда мы сюда
въехали, я нашла в абажуре записку с твоим именем.
* * *
Руфь ждала посадки на самолет, когда вдруг
услыхала, что ее кто-то окликает. Она обернулась и увидела женщину,
приподнявшуюся из-за столика в кафе. Это могла быть только Турид! Густые
светлые волосы и глаза не изменились. Она располнела. Но ей это идет.
Кажется, я буду лететь в Осло вместе с Гормом и его женой, бессильно подумала
Руфь.
Турид обняла ее и потребовала, чтобы Руфь села
рядом с ней, при этом она не переставала болтать о том, что им давно следовало
наладить связь друг с другом.
— Подумай только, ты стала такой знаменитой!
Честно говоря, когда мы учились в педагогическом училище, в это трудно было
поверить, — сказала Турид, поедая бутерброд с креветками.
Поскольку ее слова не требовали ответа, Руфь
решила переменить тему разговора:
— Ты летишь в Осло?
— Да, возвращаюсь домой. Я приезжала проведать
маму. Она уже совсем старенькая. Теперь я живу в Беруме. У меня другой муж, он
очень хороший. Учитель. Мы живем там почти по-деревенски, прекрасно. Свой дом,
— щебетала Турид.
Руфь смотрела, как губы Турид красиво
сомкнулись вокруг этих слов. Уж не сон ли это?
— Ты разошлась с Гормом?
— Руфь, Господи! Неужели мы так давно не
виделись? Уже сто лет, как мы с ним разошлись. Конечно, мы с ним видимся и
поддерживаем отношения из-за Сири. Он такой чудак! Так больше и не женился.
Живет только ради своей фирмы. У нас с ним как-то не сложилось. Господи,
какую чушь я несу! Расскажи лучше о себе, ты столько повидала! Я недавно читала
о тебе. Нет, я не покупаю такие издания, прочитала, когда ждала очереди к
зубному врачу. Что ты разбогатела, живешь, как хочешь. Кажется, в Берлине, да?
Руфь почувствовала жажду. Страшную жажду.
— Пойду куплю себе чего-нибудь попить.
Когда она вернулась, Турид уже забыла, о чем
спрашивала.
— Ты вышла второй раз замуж?
— Нет.
— Как же так? Ведь ты встречаешь столько
людей?
— Значит, такая судьба, — сказала Руфь и
заставила себя улыбнуться.
— Да, я понимаю, у каждого свое. Жизнь не так
проста. Трудностей у всех хватает. Когда у нас с мужем был трудный период, Горм
грозился забрать Сири к себе на Север.
— Правда?
— Я не могла на это пойти.
— Почему?
— Дочь должна жить с матерью. Я бы ни минутки
не была спокойна. Я бы умерла без нее!
— А Сири тоже умерла бы без тебя? — осторожно
спросила Руфь.
— О Господи! Что ты за мать, Руфь? —
возмущенно воскликнула Турид.
— Кто знает.
— Прости, пожалуйста, я думала, ты забрала
сына к себе, когда уехала, чтобы стать знаменитой, — жалким голосом проговорила
Турид, казалось, она вот-вот заплачет.
Руфь положила руку ей на плечо и пробормотала,
что теперь это уже не имеет значения.
— Это мое больное место, — прибавила она.
Турид сменила тему разговора и
поинтересовалась, каково быть знаменитой.
— Наверное, все, с кем ты встречаешься,
восхищаются твоими картинами? Представляю себе, как это приятно!
— Да, — сказал Руфь, не зная, что еще к этому
прибавить. Ей вдруг захотелось рассказать Турид об аварии, в которую попал Тур.
Но это только подтвердило бы, что она плохая мать, и она промолчала.
— Я тут встретила одну нашу сокурсницу, Берит.
Она хотела связаться с тобой, написала тебе письмо. Но ты ей не ответила, и она
решила, что ты загордилась. Не беспокойся, я ей прочистила мозги. Сказала, что
мне ты тоже не пишешь. Должна же она понять, что у тебя есть другие дела. У
тебя так много важных друзей.
