* * *
Каждую неделю Руфь откладывала деньги. Бабушка
служила ей банком. Дома деньги были бы в опасности. Это Руфь поняла сразу, как
получила первое жалованье. Мать объявила, что она должна платить за свое
содержание, рая она теперь зарабатывает деньги. В решении этой задачки явно не
обошлось без Эмиссара.
Руфь разделила полученные деньги на две части
и одну из них отдала матери. И решила, что это все. Когда мать спросила ее о
следующем взносе, потому что ей понадобились деньги, Руфь, не вступая в
объяснения, отрицательно мотнула головой. Мать обвинила ее в том, что она сидит
у отца на шее. Руфь не ответила и на это. Но в доме сразу стало холодно и нечем
дышать.
Несмотря ни на что, сбережений Руфи не
хватало, чтобы поехать в город и сдать экзамен-артиум"
[21]
, необходимый
для поступления в институт. «Отче наш» и другие молитвы тут не помогали. Во
всяком случае, девушкам на выданье, какой была Руфь. В их роду еще никто, став
взрослым, не болтался без дела и не продолжал учения. Эмиссар предупредил ее о
проклятии безделья. Руфь не приняла его слова близко к сердцу. Все-таки она
единственная в семье каждую неделю получала твердое жалованье.
Бабушка прятала ее деньги в ящик буфета. В
свой тайник — фланелевый мешочек, где лежали шесть серебряных ложечек. С каждым
днем мешочек становился все толще. И даже надулся, как маленькая колбаска.
Бабушка никогда ей не говорила, но Руфь знала, что свои сбережения бабушка прячет
среди вилок.
— Мне никогда не накопить достаточно денег, —
как-то весной горько сказала Руфь.
— Накопишь, с Божьей помощью.
— У нас в школе говорили, что государство дает
ссуду на учение тем, кто хочет стать учителем. Но я-то не хочу быть учителем.
— А кем же ты хочешь быть?
— Хочу писать картины.
— А на это государство дает ссуду? — спросила
бабушка.
— Не думаю, — уныло ответила Руфь.
— Значит, ты должна стать учителем. А там
видно будет. Надо только начать. Это главное. Пока не поздно. Жизнь — как дракон,
у которого много голов и много пастей. Не успеешь глазом моргнуть, как он
сожрет тебя.
— А тебя дракон сожрал?
— Меня? Еще что выдумала! Забудь об этом. Нет,
это молодым плохо. Ты напиши в город, что тебе нужна ссуда.
— А мои домашние?
— Пошумят и перестанут. Главное, чтобы ты
поехала учиться. А если что не так, я сама с ними поговорю.
— Если я сдам экзамены и получу ссуду, то
смогу прожить в городе четыре года. Но ссуду нужно будет вернуть. Это непросто.
— Остаться на Острове тебе тоже будет
непросто, — пробормотала бабушка и в последнюю минуту успела снять кофейник с
огня.
Руфь освободилась от работы в лавке на те дни,
пока шли экзамены. К счастью, Эмиссар уехал проводить свои собрания. Мать к ее
решению отнеслась спокойно.
Йорген огорчился, узнав, что не поедет с
Руфью. Но она обещала привезти ему из города подарок. И начертила на стене
хлева черточки — по одной на каждый день, что она будет отсутствовать. Каждый
вечер он должен зачеркивать по одной черточке. Так он узнает, в какой день ее
надо встретить на пристани.
Она взяла немного денег из бабушкиных ложек,
чтобы заплатить за комнату, которую ей предоставит школа. Самую дешевую. С ней
будут жить еще две девочки, находящиеся в таком же положении.
Бодиль, Турид и Руфь. Они занимались,
ограничивали себя во всем и спали втроем на десяти квадратных метрах. Душем и
умывальником они пользовались с семью другими ученицами. Старая хозяйка всей
этой роскоши бранила их за то, что в коридоре пахнет лаком для волос и
туалетной водой.
Турид была их защитницей. Она всегда знала,
как ответить. Например, что в коридоре пахнет вареной капустой, а это уж никак
не их вина.
Однажды вечером Руфь прошла мимо дома Гранде.
Сад выглядел красивее, чем в прошлый раз. Стояло лето, и не было дождя. Все
было в образцовом порядке. Пышные клумбы, дорожки, посыпанные ракушечником.
Руфь прошла медленно, делая вид, что она здесь по делу. Прошла два раза. Он не
вышел. Но теперь ведь она будет жить в городе четыре года.
И вот настал решающий день. Все собрались,
чтобы узнать свой приговор. В полдень списки должны были вывесить в вестибюле.
Пахло пылью и натянутыми нервами. Абитуриенты толпились, задрав головы, — они
искали в списках свою фамилию. Списки были составлены не по алфавиту, а по
сумме полученных баллов.
Сперва Руфи показалось, что ее в списках нет.
Наконец после нескольких мальчиков, обогнавших ее по баллам, Руфь увидела свою
фамилию. Нессет было написано с одним «с». Но это точно была она, никого
другого с такой фамилией здесь не было.
Итак, она была спасена. Избавлена от Острова,
от лавки с ее ледяным складом, от Эмиссара и всех остальных. Эта мысль
взорвалась бело-желтым пламенем, сменившимся темным пятном. И в этом пятне,
весь сжавшись, сидел Йорген с далматинцем на коленях.
Лишь увидев, что несколько девочек всхлипывают
от разочарования, а кое-кто из парней угрюмо двинулся к двери, Руфь поняла, что
должна радоваться. Бодиль и Турид тоже попали в число избранных, которым
разрешили занять деньги у государства.
Они пошли в кафе на пристани и взяли себе по
пирожному. Турид была по-настоящему красива, ради этого дня она надела очень
короткую юбку. У нее была привычка тянуть подъем и запястья, как это делала
Мэрилин Монро.
Руфь наблюдала за девочками, пытаясь следить за
их разговором. Они вместе занимались и жили, однако она их совсем не знала. И
вот теперь они вошли в ее жизнь. В эту новую, сумбурную, городскую жизнь.
Турид смеялась от того, что у человека,
сидевшего за спиной у Руфи, с носа на усы упала капля. Бодиль гримасничала,
прикрывшись рукой. Руфь рассматривала цветной узор пластмассовой соломинки в
бутылке с колой, и ей хотелось плакать от радости.
Сойдя на берег, Руфь тут же угодила в объятия
Йоргена. Она привезла ему в подарок книгу с фотографиями собак и два пакетика
камфарных пастилок. Ей едва удалось уговорить его сначала отвезти домой ее
чемодан и только потом как следует рассмотреть подарок. Сама она прошла прямо к
бабушке.
— Я провожу тебя домой, — сказала бабушка,
узнав, что Руфь успешно сдала экзамены.
Руфь быстро шла вверх по склону, ей хотелось,
чтобы все было уже позади.
— Успокойся, не беги так, никто не умирает, —
тяжело дыша, сказала бабушка, старавшаяся не отстать от Руфи.
Больше они не разговаривали, но, прежде чем
войти в дом, многозначительно переглянулись.
Йорген, мать и Эмиссар сидели за обедом.
Йорген встал и, раскинув руки, пошел навстречу Руфи. Она на мгновение прижалась
к нему.
