— Конечно, они ошибаются. Бывает же, что и
судья осудит невиновного или преступник избежит наказания, потому что никто его
не видел. По своему неразумию люди у нас на Острове легко могут погубить
невинного человека. Нам придется это понять, ведь воскресить Йоргена мы не
можем. Ты, Дагфинн, должен молиться за них, или нет никакого смысла в том, что
ты стал Эмиссаром. Умоляю тебя, молись за них! Потому что я не могу молиться.
Поуль сидел на кухне, он был и заливающимся
слезами двоюродным братом, и чужаком, застрелившим собаку. Он рассказывал, что
люди кричали ему вслед о Йоргене Дурачке.
Люди с подозрением относились к тому, кто
говорит вслух сам с собой или громко смеется, идя один по дороге. Тот, кто
благоговеет перед собачьей шкурой, точно это алтарное покрывало, способен на
что угодно. Они считали, что Совету по опеке давно следовало забрать его с
Острова — ведь он всегда ходил с финским ножом. И все давно уже заметили, что
Йорген с утра до ночи таскается за Эллой.
— Замолчи, парень, что за чушь ты несешь, —
сказал дядя Арон, лицо у него было серое, и он был трезвый.
Губы у тети Рутты были искусаны, она без конца
их кусала, чем бы ни были заняты ее руки. Она передвигала предметы с места на
место и наводила порядок на кухонном столе.
Время от времени наступала давящая тишина.
Слышалось даже, как одежда трется о кожу. Стульев на всех не хватило, сидели
кто где. За открытым окном шелестела рябина. Она клонилась к юго-востоку над
материнскими грядками с уже отцветшим ревенем.
Эмиссар сидел у кухонного стола или подходил к
мойке и, налив в стакан воды, делал глоток, потом под капающим краном выливал
оставшуюся воду в мойку. Ему приятно, что они все собрались здесь, несколько
раз повторил он. Он покашливал и, наверное, думал, что произносит проповедь,
дабы обратить людей к вере.
— Я всегда говорил: во всем виноваты танцы в
Молодежном клубе. Пьянство и драки. И вот теперь — этот случай. Одному Господу
известно, как нам следует себя вести, — голос у Эмиссара сорвался.
— Перестань, Дагфинн, — всхлипнула тетя Рутта.
— Тяжело не только тебе. Мы в тот вечер сделали все, что могли. Украсили и
стены, и сцену ветками березы, цветами журавлиного носа и ромашками. Получился
что твой лес, и было очень красиво. Мы все там были, и молодые и старые, все
вместе. Правда, без тебя. Ты всегда держишься в стороне. Странно, что твои
спасенные души тоже были в числе тех, кто травил Йоргена, если уж на то пошло.
Все были заодно. Целая орава с жердьем, а кое-кто и с косами. У двоих были ружья.
И вся эта обезумевшая орда с криками искала Йоргена. А где был ты, у кого так
хорошо подвешен язык? Пытался ли ты образумить их?
— Не сыпь соль на рану, — сказал дядя Арон.
Эмиссар уронил голову на руки, он не защищался.
— А кто еще расскажет, как все случилось? Ведь
Руфь ничего не знает! — Тетя Рутта высморкалась.
— В тот вечер у меня ломило все тело. Не
прострел, это шло из самого нутра, — сказала бабушка.
— Что же все-таки случилось? — Руфь трясло
так, что она едва могла говорить.
— Это началось, когда танцы были в разгаре, —
продолжала тетя Рутта. — Гармонь Арона немного фальшивила, но всего на два
тона. Мандолина, гитара, там у них был целый оркестр. Тут кто-то примчался и
закричал, что в лодочном сарае творится что-то неладное. Многие только посмеялись
и не стали слушать. Ведь там было угощение — баранина с капустой и водка к
кофе. Но вот кто-то выкрикнул имя Йоргена, он, мол... Отец Эллы только что
вернулся с моря и был на взводе. Он сорвал с себя свитер и заорал, что убьет
этого дурака, даже если это будет последний поступок в его жизни. А Элла
отказалась выходить из сарая и никого не пускала туда. Даже свою мать. Тогда
мужчины послушались Эллиного отца и собрали целое войско.
Тетя Рутта рассказывала и плакала, обнимая
мать, которая присутствовала при всем этом как посторонняя. Руфь никак не могла
осознать услышанное.
— А что Элла делала в лодочном сарае? —
спросила она.
— Говорили, будто туда ее затащил Йорген, —
тихо сказал Поуль.
— Йорген никого никуда не затаскивал, и ты это
знаешь не хуже меня.
— Но он был там, они оба были в сарае. Эверт,
отец Эллы, сам их там застукал.
— А что там понадобилось Эверту?
— Ну, Руфь, этого я знать не могу. Может, она
позвала на помощь.
— И он услыхал ее крик в Молодежном клубе? —
заорала Руфь.
— Ведите себя как люди, — неожиданно вмешался
Эмиссар. Он стоял посреди комнаты и ломал руки.
— Как же это надо было кричать, чтобы его
услышали на таком расстоянии? — сказала Руфь.
— Эверт никого не подпускал к Элле. Она у них
единственный ребенок, — сказал дядя Арон.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Руфь.
— Что Эверт вздул бы любого, кто, по его
мнению, был недостоин Эллы. Он считал для себя позором, что ей нравится Йорген.
— Ты хочешь сказать, что она сама, по своей
воле?.. — недоверчиво спросила тетя Рутта.
— Да! — В один голос ответили бабушка и Руфь.
Поуль пустыми глазами глядел в землю.
— Ты тоже принимал участие в травле Йоргена? —
вдруг спросила у него Руфь.
— Только в самом начале.
— И где же ты был потом?
— Пришел к нам и все рассказал, — сказал
Эмиссар.
— Почему же никто из вас не поговорил с ними?
Не остановил их? — прошептала Руфь.
— Вот ты бы и поговорила, — отрезал Поуль и
отер пот со лба.
— Не надо винить друг друга, это ничего не
даст. Ни нам, ни Йоргену. — Бабушка подошла к Поулю. Она сбросила с его плеча
воображаемую соринку, оба плакали.
Воцарилось молчание. Мать словно слилась со
стеной. Руфи казалось, что она не слышит ничего из того, что здесь говорят.
— А что говорит сама Элла? — спросил дядя Арон
через некоторое время.
— С ней никто не разговаривал, — ответил
Поуль.
— А ленсман? Он был здесь? — Дядя Арон не
сдавался
— Ленсман сказал, что в таком деле нельзя
принимать ничью сторону. Что ему очень жаль и он нам сочувствует, — сказал
Эмиссар.
— Значит, от самой Эллы никто не слышал того,
в чем обвиняют Йоргена? — воскликнула Руфь, схватив Эмиссара за руку.
— Кто знает! — Эмиссар оттолкнул ее. — Нас с
матерью не было в Молодежном клубе, мы не посещаем такие места. Теперь ты
видишь, на что способен дьявол? Видишь, как грех вмешивается в нашу жизнь и карает
нас! — Он закрыл глаза, поднял ко лбу стиснутые руки и начал молиться. —
Господи, яви нам милость Свою! Обрати взор Свой на нас недостойных. Смилуйся
над Йоргеном, где бы он сейчас ни был. Прости ему его прегрешения. Прости и нас
всех, грешных! Аминь.
