— А ты помнишь, когда они были в последний раз? Дорте задумалась и положила голову на стол рядом с тарелкой. Смешно всхлипнула.
— Через два дня после того, как Николай уехал в Каунас.
— Кто такой Николай?
— Сын пекаря. — Дорте взяла себя в руки и выпрямилась.
— Когда он уехал? — улыбнувшись, спросила Лара.
— Не помню…
— Ты спала с ним до его отъезда?
— Нет, — испуганно прошептала Дорте и подумала, что Лара ей точно не нравится.
Половинка булочки с копченой колбасой лежала на тарелке Дорте, перевернутая кверху горбушкой. На ней были видны следы от ее зубов. Словно куснула собака. Рядом, как зеленый глаз, лежал блеклый кружок огурца.
— Хорошо, пей свое молоко и ешь, — сказала Лара, помолчав.
Дорте перевернула булочку, но есть не стала. Потом высморкалась в туалетную бумагу.
— Sorry!
[6] Прости за резкость, — сказала Лара и прикоснулась к ее плечу.
— Ничего страшного…
— Как это, ничего страшного! Я должна вести себя как воспитанный человек, даже если мир катится в тартарары! — воскликнула она и шлепнула себя по руке.
Дорте невольно улыбнулась. Верхняя губа отозвалась на улыбку болью.
— Что тебе нужно? — дружески спросила Лара. — Может, немного косметики?
— Молоко. И прокладки…
— Ты смотрела, что там у тебя делается? Заживает?
Дорте опустила глаза и покачала головой.
— Как я могу это увидеть?
— Очень просто, надо только взять карманное зеркальце…
Перед внутренним взглядом Дорте возникло ее истерзанное лоно, и она невольно скривилась. На такое добровольно смотреть нельзя! Во всяком случае в зеркало.
— Можно, я посмотрю? — спросила Лара, словно речь шла об одежде.
— Зачем?
— А вдруг тебе нужен врач? Том считает, что нужен.
— Что мне сделает врач?
— Осмотрит и решит, что делать.
— Для этого обязательно меня осматривать?
— А как же? Но я постараюсь найти гинеколога–женщину.
Дорте кивнула. Было бы очень хорошо, если бы ею занялся врач.
Лара наклонилась к ней и приподняла ее волосы.
— У тебя красивые волосы! Каштановые. Это прекрасно! — сказала она и склонила голову набок. — И красивые глаза, хотя вид сейчас больной. И ты такая стройная! Немного худовата… Но сложена отлично. Тебе надо немного прийти в себя, тогда мы пойдем и купим тебе кое–какую одежду. Белье… Это важно. Что тебе еще нужно? — спросила она и одобрительно улыбнулась.
— Мой паспорт, — проговорила Дорте и все–таки откусила кусок булочки.
— Он хранится у Тома. Тебе он ни к чему.
— Без него я не могу вернуться домой.
— Ты и не поедешь домой, пока не заработаешь денег на билет. Ты это знаешь.
Кусок хлеба застрял у Дорте в горле. Она с трудом проглотила его.
— Людвикас сказал, что я буду работать в кафе, — прошептала она и посмотрела Ларе в глаза.
— Кто такой Людвикас?
— Тот, кто привез меня в Стокгольм. Он сказал, что мы с Надей будем работать в кафе.
— С Надей?
— Да, это знакомая Людвикаса, она хотела, чтобы я поехала с ними. Но в назначенное время она не пришла…
— Ей за это заплатили.
— Как заплатили?
— Заплатили, чтобы она уговорила тебя поехать вместе с ними.
— Не может быть! — От удивления Дорте забыла закрыть рот.
Лара задумалась, но только на мгновение. Потом губы ее растянулись в улыбке, она заморгала длинными ресницами. Они, как крылья дрозда, бились о ее щеки.
— Ладно, плюнь на нее! Теперь все будет решать Том. Радуйся этому, после того как Людвикас так обошелся с тобой! Ты должна это понять, хотя тебе только пятнадцать! Правда? Ни одно кафе не возьмет на работу девушку, которая не знает норвежского. К тому же там мало платят по сравнению с тем, чего ты заслуживаешь.
— А если бы я знала норвежский, я могла бы работать официанткой в кафе?
— Да, возможно…
— Тогда я хочу учить норвежский!
Лара усмехнулась, но Дорте видела, что Лара относится к ней серьезно.
— Норвежский язык трудный… Но я скажу Тому. Может быть, он тебя поддержит. Некоторые клиенты не очень–то хороши… в деле. Им хочется просто приятно провести время или поговорить. Тогда было бы здорово, если б ты немного знала норвежский. Старые мужчины часто бывают лучше молодых. Да и денег у них больше. Но тогда тебе придется задержаться здесь на некоторое время. За три месяца норвежский не выучишь. Я не совсем понимаю, на каких основаниях ты будешь здесь жить… Но Том что–нибудь придумает.
— Что это значит?
— Ты приехала по туристической визе, поэтому Тому надо все уладить, чтобы у тебя не возникло сложностей с полицией.
— Я же ничего не сделала!..
— Конечно нет! Не волнуйся! Но Том заплатил за тебя. Теперь ты должна проработать здесь три месяца. То есть сначала ты должна выздороветь. А потом будешь получать двадцать пять процентов от того, что заработаешь, но сперва из этих денег вычтут твой долг Тому.
— А сколько я должна Тому?
— Не знаю. Но могу спросить. Считай поездку сюда. И то, что он заплатил за тебя Людвикасу. Плюс твое питание, жилье и приличная одежда.
— И где же я буду работать? — Дорте едва расслышала собственный голос. С тарелки на нее бросились остатки булочки. Красная колбаса с белыми порами жира. В лакированной поверхности стола отразилось чужое лицо с трещинами у виска и на губах. Все краски были стерты.
— Смотри, это твоя спальня, здесь ты будешь спать, а принимать клиентов — в другой комнате. Ты к этому скоро привыкнешь. Работа как работа, разве что в более тесном контакте друг с другом. Клиентам разрешается пользоваться душем, но ты не обязана пускать их в комнаты, которыми пользуешься сама. Мы ждем еще одну девушку из России. Но так для тебя даже лучше, будет с кем поговорить. Другие девушки у нас живут далеко не в таких условиях, как ты. Ты последняя инвестиция Тома. По–моему, он к тебе неравнодушен.
— А где живет Том?
— Нас с тобой это не касается. Он много ездит. Я сама общаюсь с ним в основном по телефону.
— Он придет сюда?
— Этого я не знаю…
Лара с усмешкой посмотрела на нее. Потом неожиданно встала, схватила свою чашку, тарелку и поставила их в мойку.
— Ты должна выучить норвежский, тогда сможешь разговаривать с ним без переводчиков. Я принесу тебе свои словари. Еще у меня есть кассеты. У меня на норвежский ушел целый год… Но, может, ты способнее меня, кто знает.
