— Я думал, ты тоже хочешь… Теперь, когда нас двое… В последний раз ты хотела, помнишь? Что это вдруг на тебя нашло?
Всхлипывая, она пробормотала, что он обещал ей, что у нее не будет клиентов, а будет работа в закусочной.
— Послушай, ты! Я, черт бы тебя побрал, не клиент! Не начинай! И не думай, что я стану тебя умолять. Но как–то странно получается, я раздобыл денег тебе на билет и всякое такое. Считал, что мы с тобой пара!..
— Я думала… Как это говорить? — сказала она.
— Не спрашивай меня! Не знаю я, «как это говорить», — передразнил он ее и заходил по комнате.
После того как Артур несколько раз стукнул кулаком по столу, Дорте подбежала к раковине. Но тошнить ей было почти нечем. Она пустила воду и, жалобно постанывая, вымыла раковину.
— И часто с тобой такое? — спросил Артур, он был скорее удивлен, чем сердит. — Почему ты не сказала, что тебя тошнит? — Он подошел к ней и протянул полотенце, взятое с кухонного стола. Потом зажег кривое бра на стене. — Я думал, ты к такому привыкла. Ладно, забудь, пожалуйста! Я что, я могу и подождать, — буркнул он и подошел к столу, чтобы налить себе еще вина, но бутылка была пуста. Он направился к холодильнику, заглянул в него и, чертыхнувшись, захлопнул дверцу. — У меня еще оставалось пиво! Чертов Бьярне…
— Кто это? — спросила Дорте, не отнимая от лица полотенце.
— Бьярне? Один парень, он иногда сюда заходит.
Дорте промолчала и стала чистить зубы. Покончив с этим, она легла на тахту и прикрылась пледом. Сперва она хотела дождаться, чтобы он уснул, однако после того, как он пробормотал ей «спокойной ночи», она все–таки решилась лечь на кровать. А когда он чуть позже пришел, таща за собой плед, словно шкуру, она уже ничего не могла поделать.
От Осло до дома оставалось уже полпути. Дорте было важно перестать бояться возвращения в Литву. Она уже привыкла ко всему приспосабливаться. Артур нашел для нее красный пластмассовый таз и ушел покупать еду, молоко и пиво. Приладив стул перед дверью, Дорте вымылась и вытерлась своей майкой. Потом принялась убирать комнату. Кухонный шкафчик, обеденный стол, кровать. Открыв шкафчик, она доставала оттуда одну вещь за другой, мыла и ставила на место. Она знала, что так же поступила бы и мать, независимо от того, сколько она собиралась тут прожить.
В конце концов Дорте добралась до двери, которая никуда не вела. И за которую она, пока убирала, не дала себе труда заглянуть. С переполненных полок на нее обрушилась лавина каких–то предметов. Пустые пивные банки и бутылки из–под водки раскатились по полу. Оказалась здесь также коробка с видеокассетами и электрическая дрель. На полке среди всякого хлама и пустых картонок в коробочке лежал мобильный телефон, видеокамера и что–то похожее на три маленьких фотоаппарата. Она вынула телефон из коробочки и набрала случайные цифры, но телефон молчал. Тогда она вспомнила, что у нее есть настоящий номер на визитной карточке, которую в поезде ей дал ее попутчик. Она набрала номер — опять ничего. Или не было связи, или она неправильно пользовалась телефоном. Попутчика звали Улав…
Поколебавшись, она спрятала телефон под подкладку в свою сумку, туда, где лежал ее паспорт, и собрала пустые жестянки и бутылки в пакет. После этого набрала в стакан воды и, закрыв глаза, выпила ее. Выпила с жадностью, словно только что выбралась из пустыни. Снова набрала воды, села на тахту и продолжала пить. Вскоре ей показалось, что в комнате стало даже почти уютно.
Ее разбудил громкий мужской голос, донесшийся из глубины дома. Грубый гогот. Шаги. Кто–то что–то крикнул на незнакомом языке. Кто–то пробежал по лестнице, закричала женщина. Несколько секунд Дорте думала, что все это происходит у нее в голове. Во сне. Несколько раз такое уже бывало. Потом мужчина так заорал, что она поняла: он кричит в доме. И где–то близко. Раздались удары, за ними последовал крик боли. Артур до сих пор не вернулся. Было уже далеко за полдень.
Дорте вскочила, и плед соскользнул на пол. Она хотела найти место, где можно укрыться. Крики женщины звучали теперь совсем рядом. Дорте придвинула стул к двери и снова села, зажав уши руками. На какое–то мгновение ей показалось, что за дверью грохочет поезд. Она не спускала глаз с двери, как будто могла увидеть, что за ней происходит. Ей захотелось в уборную, но выйти в коридор она не решалась.
Наконец хлопнула дверь, и все стихло. Теперь до Дорте долетал только шум улицы. Постукивание высоких каблуков. Ботинки на резине, туфли на коже. Она прислушивалась и гадала, что надето на тех ногах, чьи тени она видела на своей шторе. Наконец она подошла к раковине, спустила давно ставшие тесными джинсы и, как могла, пристроилась на краю. И все время не переставала напряженно прислушиваться к звукам. Потом она убрала стул от двери, прилегла на тахту, укрылась пледом и сложила руки.
— Пресвятая Матерь Божия! Прости, что я не молилась как следует. Мне как будто нельзя больше молиться. Сделай, чтобы все изменилось. Мне надо вернуться домой, или я не смогу больше жить. Прости мне мои мысли. Помоги мне думать хорошо — об Артуре, к примеру. Не сердись, что я взяла этот телефон, он все равно не работает. И сохрани маму и Веру. Мне так стыдно. Пусть никто не узнает…
В дверь громко постучали, Дорте вздрогнула и села. В комнату заглянула рыжая женская голова. Потом показалась и вся женщина. Ее долговязая фигура походила на огромные ножницы в чехле, которые кто–то просунул в дверь. Блузка на груди натянута до предела, на короткой юбке сбоку разрез. Возраст женщины определить было трудно, но, возможно, она не старше матери.
— Мне почудилось, что здесь кто–то разговаривает. Что ты здесь делаешь? — хриплым голосом спросила женщина.
— Я… Я здесь жить, — ответила Дорте, стараясь быть спокойной и похожей на норвежку.
— С каких это пор, позволь спросить? — Не дожидаясь ответа, Ножницы вошли в комнату, и большие карие глаза уставились на Дорте. — Где Артур, который притащил тебя сюда, не спросив разрешения?
— Уйти. Купить еды.
Ножницы, не представившись, начали жаловаться на Артура. Он уже неделю как не платит за квартиру, но теперь–то она получит с него деньги! Женщина наговорила еще чего–то, чего Дорте не поняла, а в конце сказала, что воздухом сыт не будешь. Это–то Дорте тоже хорошо знала.
— Ваш дом? — спросила она.
Ножницы изобразили презрение к недвижимости и громко заявили, что дом не ее. Она тут «Вахта». Это было похоже больше на должность, чем на имя.
— Я исполняю грязную работу, управляя всеми этими олухами. Снабжаю их чистыми простынями, полотенцами, собираю плату за квартиру и убираю грязь.
— Ты пить кофе? — неуверенно спросила Дорте и встала с дивана.
— Кофе? Неужто Артур обзавелся чем–то, в чем можно варить кофе?
Дорте понимала, что Вахта права. У Артура не было ни кофе, ни чая. И ничего, в чем можно было бы вскипятить воду, лишь одна большая кастрюля с ручкой.
— Он пьет только водку и пиво! Откуда ты? И как здесь оказалась? — спросила Вахта.
