– Что она говорит? – с любопытством спросил Закет.
– Подумывает – не погонять ли овечек, – ответил
Гарион. – Нет, не затем, чтобы убивать, а просто порезвиться. Думаю, ей
хочется немного поразвлечься.
– Поразвлечься? Странно звучит, когда касается волка...
– Ничуть. Волки частенько играют друг с дружкой, к тому
же у них весьма утонченное чувство юмора.
Лицо Закета сделалось задумчивым.
– Знаешь, что пришло мне на ум, Гарион? Человек считает
себя властелином мира, но все прочие существа, соседствующие с ним, относятся к
его величию с полнейшим равнодушием. У них своя жизнь, свое общество и, полагаю
даже, свои разнообразные культурные традиции. Ведь они же не обращают на нас
никакого внимания, правда?
– За исключением тех случаев, когда мы причиняем им
неудобство.
– Какой сокрушительный удар по моему императорскому
достоинству! – Закет криво улыбнулся. – Мы с тобою – самые могущественные
люди во всем мире, а волки смотрят на нас лишь как на источник досадных
неудобств.
– Это урок смирения, – согласно кивнул
Гарион. – Смирение благотворно для души.
– Возможно...
Уже вечерело, когда они добрались до пастушеского стойбища.
Поскольку подобные поселения гораздо реже перемещаются с места на место, нежели
походные лагеря путешественников, порядка и размеренности здесь было куда
больше. Просторные, натянутые на прочные каркасы из крепких шестов, шатры образовывали
некое подобие улиц, даже вымощенных плотно пригнанными бревнами. Загоны для
овец располагались в конце каждой такой улицы, а один из горных ручьев
перегораживала бревенчатая плотина, образуя сверкающий на солнце небольшой
прудик, откуда брали воду, чтобы поить животных. В уютной долине, где
раскинулось поселение скотоводов, уже сгущались вечерние тени, а в безветренном
недвижном воздухе поднимались синеватые столбы дыма от костров.
Высокий и худой человек с обветренным загорелым лицом и
снежно-белыми волосами, облаченный в такой же белый балахон, как и у всех
прочих пастухов, вышел из шатра сразу же, как только Гарион и Закет достигли
границы поселения.
– Ваше явление было предсказано, – глубоким и
тихим голосом произнес он. – Окажите нам честь и разделите с нами вечернюю
трапезу.
Гарион внимательно глядел на пастуха, отмечая его сходство с
Вардом – тем самым человеком, которого встретили они на острове Веркат, на
другом краю света. Теперь у него уже не было сомнений, что далазийцы и раса
рабов из Хтол-Мургоса родственны друг другу.
– Мы почтем это за честь, – ответил Закет. –
Но нам не хотелось бы вас обременять.
– Это не бремя для нас. Меня зовут Берк. Я прикажу
слугам позаботиться о ваших лошадях.
Тут подъехали и остальные путники.
– Добро пожаловать всем вам, – приветствовал их
Берк. – Соблаговолите спешиться. Угощение для вечерней трапезы почти
готово, и для вас уже разбит шатер.
Он серьезно посмотрел на волчицу и кивнул ей в знак
приветствия. Видно было, что ее присутствие никоим образом его не беспокоит.
– Ваша учтивость достойна всяческих похвал, –
спешиваясь, сказала Польгара, – а столь радушное гостеприимство совершенно
неожиданно, особенно вдали от очагов культуры.
– Человек приносит культуру с собою туда, где
поселяется, госпожа, – ответил Берк.
– С нами раненый, – сказал Сади. – Это
несчастный путник, которого мы подобрали в горах. Мы помогли ему чем смогли, но
неотложные дела зовут нас, а тряска в седле, боюсь, разбередит его раны.
– Можете оставить его здесь. Мы о нем
позаботимся. – Берк внимательно поглядел на одурманенного зельями жреца,
покачивающегося в седле. – Это гролим, – безошибочно определил
он. – Целью вашего странствия, видимо, является Келль?
– Нам предстоит сделать там остановку, – осторожно
ответил Бельгарат.
– Тогда гролиму никак нельзя сопровождать вас.
– Мы слышали об этом, – сказал Шелк, ловко
соскакивая наземь. – А что, гролимы действительно слепнут, если пытаются
войти в Келль?
– Если понимать буквально, то так оно и есть. У нас в
лагере живет один такой жрец. Мы нашли его блуждающим в лесу, когда перегоняли
овец на летние пастбища.
Глаза Бельгарата сузились.
– Как думаешь, добрый человек, могу я с ним
перемолвиться? Я давно изучаю подобные явления и рад был бы получить ценную
информацию.
– Разумеется, – кивнул Берк. – Он в последнем
шатре по правой стороне улицы.
– Гарион, Пол, пойдемте, – бросил через плечо
Бельгарат и двинулся по бревенчатому настилу улицы.
– Откуда столь живое любопытство, отец? – спросила
Польгара, когда они отошли достаточно далеко, чтобы никто не смог их услышать.
– Я хочу непременно выяснить, насколько сильно
проклятие далазийцев, тяготеющее над Келлем. Если оно преодолимо, то мы можем
наткнуться на Зандрамас, когда, в конце концов, доберемся туда.
Гролим неподвижно сидел на полу в шатре. Острые и резкие
черты его лица словно смягчились, а незрячие глаза утратили безумный фанатизм,
характерный для жрецов. Теперь лицо его выражало некое странное удивление.
– Как поживаешь, друг? – вежливо спросил жреца
Бельгарат.
– Хорошо, я всем доволен, – отвечал гролим. Эти
слова странно прозвучали в устах жреца Торака.
– Зачем тебе понадобилось идти в Келль? Разве ты не
знал о проклятии?
– Это не проклятие. Это благословение.
– Благословение?
– Жрица Зандрамас приказала мне попытаться проникнуть в
священный город далазийцев, – продолжал гролим. – Она обещала
возвысить меня над прочими, если мне это удастся. – Он слабо
улыбнулся. – Думаю, на самом деле она просто хотела испытать силу чар.
Хотела узнать, можно ли ей самой решиться на путешествие туда...
– Насколько я понимаю, ответ она получила
отрицательный.
– Трудно сказать. Попасть туда было бы для нее
величайшим благом.
– Не нахожу, что ослепнуть – это благо.
– Но я не слеп.
– Но ведь именно в этом и заключается заклятие!
– О нет. Правда, я лишен возможности видеть окружающий
меня мир, но это лишь оттого, что я вижу нечто иное – и оно наполняет сердце
мое великой радостью.
