– Наверное, вам с Закетом лучше поговорить с бароном с
глазу на глаз, – сказал Бельгарат. – Ты очень вразумительно объяснил
ему, почему путешествуешь инкогнито, а если к нему явимся мы все, он может
попросить нас ему представиться. Осторожненько прощупай этого барона.
Поинтересуйся местными обычаями, спроси, не идет ли здесь война. –
Бельгарат взглянул на Закета. – Как называется здешняя столица?
– Полагаю, Дал-Перивор.
– Вот туда-то нам и надобно. А где она находится?
– На противоположной оконечности острова.
– Кто бы мог подумать... – горестно вздохнул Шелк.
– Не тяните время, – сказал облаченным в латы
спутникам Бельгарат. – Неприлично заставлять хозяина ждать.
– Когда все закончится, могу я нанять к себе на службу
этого старика, как ты думаешь? – спросил Закет у Гариона, когда они,
позвякивая латами, неловко спускались по лестнице. – Я хорошо заплатил бы
тебе за посредничество, а мое правительство стало бы самым лучшим в мире.
– Ты и впрямь хочешь, чтобы человек, который, похоже,
будет жить вечно, возглавил твое правительство? – Гариона намерение
императора несколько позабавило. – И это не говоря уже о том, что он более
испорченный и продажный, чем Сади и Шелк вместе взятые? О, это очень дурной
старик, Каль Закет. Он мудрее целых сонмов мудрецов, но у него масса
отвратительных привычек.
– Но он же твой дед, Гарион, – запротестовал
Закет. – Как можешь ты говорить о нем в таком тоне?
– Истина мне дороже кровного родства, ваше величество.
– Вы, алорийцы, странные люди, друг мой...
За их спинами раздалось клацанье когтей – их нагоняла
волчица.
– Сестра хочет знать, куда вы направляетесь, –
обратилась она к Гариону.
– Брат и друг брата идут к хозяину этого дома, чтобы
поговорить, сестренка, – ответил он.
– Сестра будет сопровождать вас, – заявила
волчица. – И если возникнет надобность, поможет вам избежать оплошностей.
– Что она сказала? – спросил Закет.
– Говорит, что пойдет с нами, чтобы не дать нам
совершить серьезных ошибок, – перевел Гарион.
– Что-о? Волчица?
– Это необычная волчица, Закет. У меня на ее счет
появляются все более серьезные подозрения...
– Сестра рада тому, что даже такие волчата-подростки,
как ты, обнаруживают зачатки проницательности, – фыркнула волчица.
– Благодарю, – ответил Гарион. – Брат
счастлив снискать одобрение нежно любимой сестры.
Волчица ласково вильнула хвостом.
– Однако сестра советует брату держать при себе свое
открытие.
– Разумеется, – пообещал он.
– О чем это вы болтали? – спросил Закет.
– Игра слов волчьего языка, – объяснил
Гарион. – Это совершенно непереводимо.
Барон Астеллиг уже освободился от лат и теперь восседал в
массивном кресле возле камина, где потрескивали поленья.
– Тут всегда зябко, господа рыцари, – сказал
он. – Камни предохраняют от превратностей судьбы, но они вечно холодные:
за зиму успевают остыть настолько, что за все лето так и не нагреваются. Сему
явлению обязаны мы тем, что вынуждены топить камины даже тогда, когда летнее
солнце проливает благословенное тепло на наш благословенный остров.
– Ваша правда, барон, – ответил Гарион. –
Даже массивные стены Во-Мимбра все лето удерживают сей мертвенный хлад.
– Неужто вы, господин рыцарь, бывали в Во-Мимбре? –
изумленно спросил барон. – Я отдал бы все, чем владею, и даже все то, что
мне предначертано судьбой приобрести, за счастье узреть сей славный град. Каков
же он, расскажите?
– Он весьма велик, барон, – ответил Гарион. –
И стены его, сложенные из золотых слитков, отражают солнечный свет, словно
желая посрамить сами небеса своим великолепием.
Глаза барона наполнились слезами.
– Это благословение небесное, господин рыцарь. –
Голос его дрожал от волнения. – Небо подарило мне встречу с доблестным
героем, влекомым по свету великой целью и обладающим изысканным красноречием.
Это величайшее событие в моей жизни, ибо воспоминания о Во-Мимбре, бережно
передаваемые из уст в уста многими поколениями, согревали нас, разлученных с
родным краем, долгие тысячелетия. Но воспоминания эти тускнеют и отдаляются от
нас с каждым годом подобно тому, как по мере приближения старости забываются
лица людей, дорогих сердцу, отнятых у нас неумолимым роком, являясь нам лишь в
мимолетных сновидениях.
– Господин барон, – несколько неуверенно заговорил
Закет, – слова ваши глубоко тронули мое сердце. Обладая дарованной мне
Небом властью, обещаю в недалеком будущем возвратить вас в столь любезный вам
Во-Мимбр, собственноручно подвести к трону тамошнего государя и воссоединить с
собратьями!
– Вот видишь, – шепнул другу Гарион, –
привычки легко приобретаются.
Барон, уже не стыдясь, вытирал глаза.
– Я заметил вашу собаку, господин рыцарь, –
обратился он к Гариону, желая сгладить некоторую неловкость. – Насколько
могу я судить, это сука?
– Спокойно! – властно приказал волчице Гарион.
– Какое оскорбление! – зарычала она.
– Не он выдумал это слово. Он ни в чем не повинен!
– Она поджарая и несомненно проворная, – продолжал
барон, – а золотые глаза ее с первого же взгляда изобличают в ней ум, коим
она явно во много раз превосходит бастардов, заполонивших сие королевство. Не
соблаговолите ли, господин рыцарь, открыть мне, какой она породы?
– Это волчица, барон, – ответил Гарион.
– Волчица? – воскликнул барон, проворно вскакивая
на ноги. – Надо бежать, покуда сей дикий зверь не ринулся на нас и не
разорвал в клочья!
То, что сделал вслед за этим Гарион, с полным правом можно
было бы назвать бахвальством, но именно такое поведение частенько производит
наиболее сильное впечатление. Он протянул руку и почесал у волчицы за ушами.
– Храбрость ваша не знает границ, господин
рыцарь! – восхитился барон.
– Мы с нею друзья, барон, – поведал ему
Гарион. – Мы связаны прочнейшими узами, кои превыше человеческого
понимания.
