Шелк вздохнул.
– Так вот, разбивая в прах собственные логические
выкладки, думаю, я готов предложить руку Лизелль.
– А я-то гадал, сколько времени тебе на это
потребуется!
– Так ты знал?
Шелк казался изумленным до глубины души.
– Об этом все знали, Шелк. Ее послали сюда, чтобы
сцапать тебя, что она с блеском и сделала.
– Как печально столь бездарно угодить в западню, дожив
до седых волос!
– По-моему, ты несколько преувеличиваешь.
– Отнюдь. Это мое решение – явный признак старческого
слабоумия, – грустно вздохнул Шелк. – Мы с Лизелль могли бы и не
менять ничего в наших отношениях, но красться по ночам темными коридорами в ее
спальню вдруг стало казаться мне неуважительным по отношению к ней. А я слишком
хорошо к ней отношусь...
– Хорошо относишься?
– Ну ладно! – решился Шелк. – Я люблю ее.
Стало тебе легче от того, что ты вынудил меня вслух в этом признаться?
– Я просто хотел внести полную ясность – только и
всего. Неужели ты признаешься в этом впервые – даже себе самому?
– Я пытался закрывать на это глаза. Слушай, давай
переменим тему! – Маленький драсниец огляделся. – Как я надеялся, что
он соблаговолит полетать где-нибудь в других широтах! – брюзгливо произнес
он.
– Кто?
– Этот треклятый альбатрос! Он снова здесь. – Шелк
указал на небо.
Гарион обернулся и увидел огромную птицу – распростерши
снежно-белые крылья, она летела перед самым бушпритом. Облака на западе
сгущались и темнели, и на этом фоне сверкающая птица казалась окруженной
каким-то неземным сиянием.
– В высшей степени странно, – не сумел скрыть
удивления Гарион.
– Как бы хотелось знать, что у него на уме, –
вздохнул Шелк. – Все. Иду вниз. Глаза бы мои на него не глядели! – Он
вдруг взял Гариона за руку. – Мы славно повеселились, – хрипло
выдохнул он. – Береги себя.
– Тебе вовсе не обязательно уходить...
– Должен же я уступить место тем, кто уже стоит в
очереди, чтобы слезно проститься с вами, ваше величество? – хмыкнул
Шелк. – Полагаю, вас ждет безрадостный денек. А я пойду разведаю, не
обнаружил ли Бельдин в трюме бочонок эля...
И, небрежно помахав Гариону, маленький человечек направился
к лестнице, ведущей вниз.
Пророчество Шелка сбылось блистательно. Друзья Гариона, один
за другим, приходили сказать ему последнее «прости» – каждый был совершенно
уверен, что жертвой падет именно он. И день действительно выдался в высшей
степени мрачным.
Солнце уже почти село, когда произнесена была последняя
доморощенная эпитафия. Гарион без сил облокотился на перила, с грустью глядя на
фосфоресцирующие волны за бортом.
– Тяжелый день, не так ли?
Это снова был Шелк.
– Ужасный! А что, Бельдин отыскал эль?
– Никому из вас нынче не порекомендую такого рода
забав. Вам завтра нужны ясные головы. Я пришел проведать тебя, желая убедиться,
что от мрачных мыслей, кои навеяли тебе прощания с дорогими друзьями, тебе не
захотелось утопиться. – Шелк нахмурился. – Что это?
– Ты о чем?
– Что за гудение? – Он поглядел вперед. – Это
оттуда!
Пурпурное небо после захода солнца стало почти черным, и эта
черноту лишь кое-где прорезали зловещие ярко-алые вспышки – это последние лучи
солнца пробивались сквозь тучи, застящие западный горизонт. Вдоль всей его
линии виднелось ржавое сияние, и там то ли мерещились, то ли и впрямь виднелись
клочья белой пены прибоя.
На палубу покачивающейся походкой человека, проводящего на
суше много меньше времени, чем на море, вышел капитан Креска.
– Вот оно, добрые господа! – объявил он. –
Впереди риф.
Гарион во все глаза уставился на Место, которого больше нет.
Мысли обгоняли одна другую, чувства буйствовали.
И тут альбатрос издал короткий крик – как показалось
Гариону, полный торжества. Огромная жемчужно-белая птица, единственный раз
взмахнув крыльями, бесшумно устремилась прямо к рифу Корим.
Глава 19
Сенешаль Оскатат торопливо шел по коридорам дворца Дроим,
направляясь в Тронный зал Ургита, великого короля Хтол-Мургоса. Покрытое
шрамами лицо сенешаля было мрачно, выдавая сильнейшую озабоченность. Он остановился
перед надежно охраняемыми дверьми Тронного зала.
– Я желаю говорить с его величеством, – объявил
он.
Стражники поспешно распахнули двери. Невзирая на то, что по
обоюдному соглашению между королем и Оскататом старый вояка по-прежнему носил
скромный титул сенешаля, стражники, да и все во дворце прекрасно знали, что
власть его в Хтол-Мургосе велика и подчиняется он лишь самому королю.
Остролицый монарх был поглощен милой беседой с королевой
Пралой и королевой-матерью, госпожой Тамазиной, супругой Оскатата.
– Ах, вот и ты, Оскатат! – воскликнул
Ургит. – Теперь все мое семейство в сборе. Мы как раз обсуждаем проект
реконструкции дворца Дроим. Все эти каменья и тонны золота на потолке –
вопиющая безвкусица, ты согласен? К тому же мне нужны деньги – я продам весь
этот мусор и пущу средства на военные цели.
– У меня важное сообщение, Ургит, – сказал
Оскатат.
По просьбе короля Оскатат во время приватных бесед всегда
звал его по имени.
– Как это печально, – вздохнул Ургит, сгорбившись
и еще глубже утопая в подушках, которые в изобилии лежали на огромном троне.
Таур-Ургас, официальный отец Ургита, презрительно отвергал подобные удобства –
он предпочитал являть всем пример истинно мургской стойкости, часами просиживая
прямо на ледяном камне. Но эта идиотская показуха привела единственно к тому,
что на известном месте у августейшего владыки появился чирей, немало
поспособствовавший чрезвычайной раздражительности монарха в последние годы его
жизни.
– Сядь прямо, Ургит, – рассеянно сказала сыну
госпожа Тамазина.
– Да, матушка. – Ургит немного выпрямил
спину. – Говори, Оскатат, но прошу, подсовывай мне свинью поделикатнее!
Последнее время я замечаю, что «важные сообщения» на поверку оказываются
горчайшими пилюлями.
