Ветер уже свистел за углами домов. Лодки и шхуны были надежно пришвартованы или вытащены на берег. Над шхерами чайки смело взмывали в небо. Но они не кричали. Утки и овцы искали укрытия среди камней, вороны и сороки, пометавшись недолго среди домов, куда-то спрятались. На мгновение из-за туч показалось низкое послеполуденное солнце. Потом со всей своей юго-западной мощью хлынул прямой дождь. Люди, находившиеся на улице, бросились кто куда. Но Сара Сусанне считала, что Юханнес, вышедший на своей шхуне рано утром, уже давно успел достичь гавани.
Сара Сусанне стояла у окна в спальне у Дрейеров и ждала других гостей. Ей не хотелось быть первой. Однако в такую непогоду приедут, конечно, не все. В просвете между домами она видела море — волны, покрытые белой пеной, остервенело кидались на берег. Накануне, когда они с Юханнесом плыли сюда и море было еще спокойно, она вновь испытала странный обман зрения, знакомый ей с детства. Тогда она верила, что море, поддавшись прихоти, хлынуло на небеса. Все исказилось. Море за шхерами вздыбилось и дотянулось до небес.
Это Арнольдус объяснил ей, что происходит на самом деле.. Как-то летом после смерти отца он посадил ее к себе на колени. Это было в саду. Наверное, он хотел утешить ее, потому что она плакала. Здесь, у окна, она вспомнила, что в тот день ей надели новые туфельки с кнопками на щиколотках. Перестав плакать, она спросила у Арнольдуса, как море может оказаться выше шхер.
— Так кажется, потому что земля круглая, — ответил он.
Неожиданно ей до боли захотелось увидеть брата. Но он сообщил, что не сможет приехать к Дрейерам.
Сара Сусанне поглядела на Большой сад Биргитте Дрейер, как его здесь называли. Там, под прикрытием камней, росли декоративные кусты, цветы и травы. Вдали виднелось ячменное поле. Из снежных сугробов торчали стебли растений. Неестественное зрелище в эту адскую погоду. Но они выживут и принесут плоды, если их не убьют заморозки. Сад пришлось разбить в защищенном от юго-западного ветра месте, а не там, где он был бы лучше виден тем, кто приезжал в усадьбу.
Парадный вход находился с другой стороны дома, он смотрел на пристань. Именно там Дрейер причаливал со своим уловом. Оттуда пахло рыбой и хорошими временами. Когда в открытых сушильнях и на скалах вялилась рыба, весь Хеннингсвер был пропитан особым кисловатым запахом.
Иене Хенрик Дрейер писал свою фамилию через "й", и у него был свой собственный вымпел. Манией величия это не называли, потому что примерно представляли себе, как велико его состояние. Дрейеру не потребовалось прилагать к этому особых усилий. Он женился на Биргитте Цаль в тот год, когда родилась Сара Сусанне, но наследников у них не было. Говорили, что никто не уходит от Дрейеров с пустыми руками, потому что Биргитте очень добра. Юханнес и Сара Сусанне, бывшие оба в родстве с Дрйерами, хорошо это знали.
Сара Сусанне оглядела себя в зеркале, наполовину скрытом гардиной. Ее наряд соответствовал поводу. Шелковая блузка цвета ракушек была на груди расшита бисером и украшена кружевами. Когда она поднимала руки, широкие рукава соскальзывали к локтям. Широкий пояс черной юбки удерживал блузку на месте.
Услышав донесшийся из передней голос Берга из Свольвера, она открыла дверь, чтобы спуститься вниз. В ту же минуту из соседней комнаты вышли пастор с женой. Сара Сусанне повернулась и протянула им руку. Сначала пасторше, которая, как она знала, была немка. Красивая дама, подумала Сара Сусанне. В темноте коридора пастор почти сливался со стеной, но он улыбался. Рука у него была теплая. Он вежливо посторонился, пропуская дам вперед.
— Боже мой, какая ужасная погода! — Фру Берг пожала всем руки прежде, чем позволила снять с себя шубу из тюленьего меха и зимние сапоги. И даже прочла целую лекцию о свойствах тюленьего меха, незаменимого для зимней обуви.
— Я ни разу не простудилась с тех пор, как ношу эти сапожки. Ни снег, ни дождь мне нипочем, гуляй в свое удовольствие.
Это была полная шумная дама, знавшая, однако, когда следует помолчать. Господин Берг держался на заднем плане и, перебирая цепочку от часов, не мешал жене разглагольствовать.
За столом сидело двенадцать человек, но приборов было гораздо больше. Никто не знал, сколько народу осмелится выйти в море в такой шторм.
— Какой огромный стол, тут еще многим хватит места! — воскликнула фру Берг, когда они вошли в столовую.
— Ну что ты! Мы просто его раздвинули, — ответила фру Биргитте с улыбкой, осветившей всю комнату. Она держала семь служанок и двух горничных и с их помощью легко управлялась с хозяйством.
Кроме хозяев и Сары Сусанне, за столом сидели пасторская чета из Стейгена, Магдалине и Юхан Бордервик из Бреттеснеса, Ларе Берг с женой из Свольвера, телеграфист Корбё и смотритель маяка Бейер с женой Юханной.
Служанки приносили и уносили одно блюдо за другим. Рыба скрывалась под белоснежными льняными салфетками, сложенными в виде вееров. Но запах чудесным образом проникал сквозь складки, и восхитительный аромат щекотал ноздри гостей. Подававшая служанка мгновенно закрывала блюдо с картошкой после каждого гостя. Так же быстро, как будто это был грудной ребенок, который мог простудиться, закрывалось и блюдо со сверкающей охристой икрой. Фрикадельки из печени стояли на медной подставке, под которой горела свеча, не дававшая им остыть. В вечном кружении, вызванном теплом, плавал мелко нарубленный лук, золотистые крошки печени и жемчужный жир. На другой медной подставке, тоже подогреваемой свечой, стояло масло для тех, кто жир не любил. Через равные промежутки времени гостей обносили лепешками от Эриксена, личного пекаря Дрейера. В высоких рюмках с монограммой, словно затянутая тонкой пленкой, на радость одним и к огорчению других, плескалась водка. Пили, конечно, и воду, как же без этого. А также вино и пиво. Служанки жонглировали бутылками и графинами.
— Какое чудо этот телеграф, Хенрик! Нас предупредили о шторме, и теперь Юханнес успел благополучно добраться с солью до дома, — сказал Юхан Бордервик и поднял бокал.
Дрейер с энтузиазмом заговорил о том, что телеграф наконец заработал как следует. Больным местом оставалась только Уфутская линия. Какие-то господа на Юге решили, что телеграфная линия, протянутая в Финнмарк, никогда не окупится.
— Окупится! — фыркнул смотритель маяка. — Кто скажет, как должно окупаться здоровье и жизнь людей!
— Для нас неоценимая помощь то, что стортинг выделил деньги на строительство телеграфной линии из Бреттеснеса на востоке до Сёрвогена на западе — теперь нам легко узнавать, где есть рыба и какую ждать погоду, — сказал Дрейер.
— Позор оппозиции, которая не видит, что предпринимательство — дело государственной важности. Они считают, что мы здесь, на Севере, просто прикарманиваем эти деньги. Однако, к счастью, правительство все-таки выделило сто тридцать три тысячи спесидалеров на расширение телеграфной сети, — сообщил пастор Йенсен.
— Я слышал, что теперь телеграфную линию протянут дальше по южной стороне Вест-фьорда до Транёя. И проложат морской кабель! К западу от Лёдингена, до самого Кьеёя, — сообщил телеграфист Корбё.
