После обстоятельных расспросов матери они поняли, что торговля на Офферсёе идет хорошо, но что в будущем он собирается оставаться шкипером на шхуне своего брата Эйлерта, которому по наследству должна была отойти и усадьба, и торговое дело на острове. Фру Линд задавала длинные вопросы, на которые можно было ответить коротко. Словно она заранее знала ответ и нуждалась только в "да" или "нет".
Стоило Юханнесу произнести подряд несколько слов, как он начинал заикаться. Иногда на первом же слоге, словно его пугало то, что ему еще только предстояло произнести. Из-за этих усилий он забывал делать промежутки между словами. И они сливались в один прерывистый поток.
Фру Линд не позволяла себе это заметить и терпеливо ждала, когда Юханнес преодолеет все препятствия, а потом продолжала дружески расспрашивать его как о важных делах, так и о пустяках. И часто облегчала его задачу, сама отвечая на свои вопросы.
— Как я понимаю, единственное, чего вам не хватает, — так это спутницы жизни? — спросила она.
Юханнес благодарно несколько раз кивнул в ответ.
— Но вы еще молодой человек, у вас впереди много времени, — утешила она его.
— Неееет! Ввввремя ииидет быыыстро, — серьезно ответил Юханнес, по-прежнему не сводя глаз с какой-то точки рядом с лицом Сары Сусанне.
Вскоре он как будто очнулся от глубокого сна и уже не мог ответить ни на один вопрос хозяйки. Он встал, так и не допив кофе. Потом обошел всех, пожимая всем руки. Амалии и Эллен, Анне Софии, их матери и последней Саре Сусанне. Лицо его было бесстрастно, но шея стала пунцовой, и он все время поглядывал на конверт, лежавший на буфете.
Как только он ушел, сестры набросились на шаль. Мать протянула Саре Сусанне письмо. Плавным изящным движением. Почти торжественно. Словно оно содержало привет от французского Короля-Солнца. Но Сара Сусанне не взяла его. Она внимательно разглядывала узор на ковре.
Мать вздохнула, с упреком взглянула на дочь и сама открыла письмо. Некоторое время она изучала его, потом выпрямилась, откашлялась и прочла таким голосом, каким обычно читала Рождественское Евангелие.
Уважаемая йомфру Сара Сусанне Бинг Линд! Имею честь просить Вашей крохотной ручки, дабы Вы стали моей законной спутницей жизни и в счастье и в горести. Если Вы ответите мне согласием, Вы никогда не раскаетесь и никогда ни в чем не будете терпеть нужды! Следует сказать, что я намерен в скором времени приобрести лавку в Хавннесе у Юхана Урсина. У меня есть на это средства, и, таким образом, у Вас будет свой собственный дом.
И еще: смею ли я просить Вас тактично не разглашать моего предложения в случае, если Вы мне откажете?
Преданный Вам
Юханнес Иргенс Крог, шкипер.
PS: Извините за почерк, мне привычнее писать цифры.
Кто-то провез по вымощенному камнем двору тачку на колесах с железным ободом. Под окном у входа в погреб болтали две служанки, вынесшие туда остатки воскресного обеда. Сара Сусанне смотрела на скворца, который в саду собирал урожай еще не созревшей рябины. День за окном был сверкающе ясный.
— Ну что?.. — склонилась к ней мать.
— Мама... — прошептала Сара Сусанне, и сидевшие вокруг сестры затаили дыхание.
— Надеюсь, ты не собираешься на всю жизнь остаться старой девой? — начала мать, когда Сара Сусанне так ничего больше и не сказала.
— Нет...
— Юханнес Крог очень симпатичный и красивый мужчина! И вполне солидный. Ему всего двадцать шесть лет! К тому же мы в родстве с ними через его отца, Йенса Крога. Арнольдус и Северин были крестными отцами его племянника. Мы с твоими единокровными братьями и сестрами тесно связаны с Крогами. Милая Сара Сусанне... А заикается он от того, что сильно нервничает.
— Вы заметили, у него глаза как у нашей Буланки? Такие же большие и блестящие! — воскликнула Анне София.
— Меня не пугает его заикание! Но...
Мать вздохнула. Она сидела слишком близко, их разделял только стол. Когда она положила руку на плечо Саре Сусанне, той показалось, что она уже попала в заточение.
— Ну, раз так, ладно... Можешь подождать с ответом до возвращения Арнольдуса. Никто не сможет сказать, что я к чему-то принуждаю своих детей!
— Может, он согласится жениться на мне, если ты ему откажешь? — засмеялась Эллен.
— Что за глупости! — Фру Линд вскинула голову и по очереди оглядела своих дочерей.
— Не все же выходят замуж по любви, — буркнула Амалия и смущенно взглянула на мать.
— А может, Сара Сусанне задумала купить себе отдельную усадьбу и жить вообще без мужа, как Иверине в Торстаде, — заметила Эллен.
Она имела в виду их единокровную сестру, которую они любили и к которой относились с большим уважением. Иверине прекрасно справлялась со своим хозяйством с помощью экономки Перулине. Никто не устраивал таких интересных рождественских вечеров, как она. У нее мужчинам не удавалось завладеть беседой и приходилось говорить о том, что интересно хозяйке.
— Любовь... она всякая бывает... Кое-кто ее не замечает, даже если она совсем близко... Хваленое бурление в крови мимолетно, как весенний шквал. На этом жизнь не построишь, — вздохнула мать.
— Но, мама! Ты всегда так красиво говорила о папе, разве это была не любовь? — мягко спросила Анне София.
— Милая Анне, тебе был всего год, когда он умер. У меня было много времени, чтобы подумать о нем и обо всех моих сиротках. Мне это стоило много любви и труда. — Мать снова вздохнула и поднесла к глазам носовой платок.
Когда Арнольдус вернулся домой и узнал о шали и о письме, лицо его озарилось широкой улыбкой.
— Замечательно! Сам Юханнес Крог! Ясная голова и, насколько мне известно, человек, не имеющий ни одного врага. Что тут скажешь? Один неженатый мужик дома — это еще куда ни шло, но ведь маму заботит, что у нее вообще слишком много непристроенных детей. Иаков, Хелене, Амалия, Эллен, Анне София, ты и я, — бойко перечислил он всех. — Она, бедняжка, ночами не спит, все думает, что с нами со всеми будет, особенно с дочерьми.
Сара Сусанне промолчала. Висячая лампа покачивалась на медных цепях. Стеклянный резервуар был наполовину пуст. Стекло лампы походило на закопченный маятник, качающийся под потолком. Мать ходила по комнате на втором этаже. Решительные твердые шажки неожиданно замирали, а потом снова начинали свое однообразное движение. Как будто она останавливалась, чтобы прислушаться, или чуть не упала, или по какой-то другой причине нуждалась, чтобы кто-нибудь поспешил к ней на помощь. Когда мать начинала там ходить, Сара Сусанне, сколько себя помнила, всегда ждала, что вот-вот что-нибудь случится. Неритмичное постукивание каблуков, за которым следовала оглушительная тишина. И снова твердые шаги. Когда там проходил кто-нибудь другой, его шаги всегда имели конец. Мать же ходила бесконечно. Она не спешила спускаться вниз. Словно хотела напомнить своим детям, что ей надо о многом подумать, что у нее много забот и что ей приходится делать эти остановки, дабы их жизнь могла продолжаться дальше.
