— Да-да, человеческий мозг способен на большее, нежели мы в наши дни в состоянии понять. А у вас, фру Андерсен? Кажется, вы у себя на Севере обслуживаете телефонный пункт?
— Да, это было просто чудо...
— Вы, конечно, знаете, что у нас Центральная телефонная станция переехала в новое помещение?
— Да, я бы хотела там работать, — ответила Элида, не зная, что сказать.
— Можете попытаться. Ведь у вас есть опыт работы.
— Не сейчас...
— Может быть, позже? — Целитель был настроен дружелюбно.
Элида быстро улыбнулась, но промолчала.
— Как вы относитесь к перемене названия? К тому, что Кристиания, вероятно, станет называться Осло? — спросил он.
— Я знаю, этим сейчас занимаются. По-моему, не так важно, как город называется, только бы он не опозорил своего имени, — заметил Фредрик.
— Я с вами согласен, — сказал целитель. — Весьма патриотично обращаться к национальным героям и викингским временам. Осло — древнее название. А заодно с этим власти собираются отпраздновать конец нашей трехсотлетней зависимости. Мы с матушкой решили присутствовать на планируемых торжествах. Говорят, они состоятся в Акерсхюсе в сентябре.
— Разве это будет для всех? Я хотела спросить... Туда сможет попасть каждый, кто захочет? — Элида была удивлена.
— Да, думаю, все, кому хватит места. Надо будет только пораньше прийти туда.
— Давка — это не для меня, — сказал Фредрик.
— Конечно. И, как я сказал, прийти туда придется заблаговременно.
Матушка Хауген предложила гостям еще кофе. Фредрик прикрыл рукой свою чашку, Элида благодарно кивнула.
— Наверное, не всегда легко быть матерью такого большого семейства? — Марчелло посмотрел на Элиду. Ее опять удивила его способность резко менять тему разговора.
— Нет, — коротко ответила она, искоса взглянув на него.
— Элида прекрасно справляется, — заметил Фредрик.
— Вы, женщины, существа утонченные, но необыкновенно сильные. Я за все должен благодарить свою мать! Когда отец погиб в серебряных шахтах, она спасла нас, детей, от бедности. Нас было много. Матушка трудилась день и ночь. Никто даже не подозревает, что ей пришлось пережить, но она никогда не жаловалась, — проговорил Марчелло и наградил мать долгим взглядом. — Правда, она настаивала на том, чтобы я стал пекарем. — Он засмеялся.
— Ты сам выбрал свой путь, — с удовлетворением сказала матушка Хауген. — Между прочим, в наше время трудно найти помощников, чтобы печь хлеб, — прибавила она и прищурила глаза так, что вокруг них собрались морщинки. Потом обхватила себя руками, словно ей было холодно или она хотела скрыть то, что держала в объятиях.
Неожиданно Марчелло Хауген снова встал и развел руками. Как и в прошлый раз, он вспомнил о своей книге — "Раздумья по поводу одного дня", которую хотел бы подарить Фредрику.
— Это небольшая книга о моем мировоззрении, — сказал он.
Фредрик встал, опираясь на трость. Он хотел попрощаться с целителем за руку, но тот уже шел к окну со своей трубкой. И пока матушка Хауген провожала гостей, он курил, стоя к ним спиной.
Молитва и свобода
Фредрик пытался самостоятельно читать книгу Марчелло Хаугена. Он сказал себе, что раз целитель подарил ему свою книгу, то, уж конечно, он должен суметь сам ее прочитать. Ведь это так просто! Но в глазах у него рябило и буквы двоились. Не помогало даже то, что книга была не толще тетради и ее было легко держать в руках. Ее можно было читать даже лежа в кровати, то поднося к самым глазам, то держа на большом расстоянии. Только это мало что меняло.
К тому же одно место во вступлении сразу разочаровало Фредрика. "Из тех ли ты людей, кто недоволен, что живет в это время? Тревожишься ли ты о своем покое и благополучии? Считаешь ли мир слишком жестоким? Оглядываешься ли назад вместо того, чтобы смотреть вперед? Если так, знай, ты не относишься к тем, кому принадлежит завтра".
Фредрик ждал чего-то великого. Обещаний. Утешения. Но быстро понял, что книга содержит только правила. помогающие прожить один день. Ему и так было уже ясно, что он не относится к тем, кому принадлежит завтра. По правде сказать, это лишало его последнего мужества.
Элида предложила читать ему вслух, но Фредрик отказался. Он видел ее в гостиной у Марчелло. Почему она иногда вместо того, чтобы с презрением возразить целителю, как будто во всем с ним соглашалась? Видел себя рядом с этим здоровым, красивым человеком, который мог справиться с чем угодно. Тогда как он сам, Фредрик Андерсен, который когда-то имел такую светлую голову, верил в жизнь и в будущее, превратился лишь в тень человека. В ярмо для Элиды.
А тот странный разговор с целителем? Откровенные слова целителя, которыми он не хотел огорчать Элиду и груз которых был вынужден нести в одиночку.
Поэтому он и не мог просить ее, чтобы она читала ему вслух. Неужели я стыжусь того, что должен умереть? Нет, я стыжусь только этого унизительного перехода. Стыжусь, что перестал быть полноценным человеком в ее глазах. Перестал быть для нее мужчиной.
В поезде, возвращаясь от Хаугена домой, она спросила:
— Что он тебе сказал там, в кабинете?
— Да почти ничего, — ответил Фредрик.
Больше она ни о чем не спросила, и ему стало легче.
Фредрик по-своему истолковал слова целителя. На другой день после визита к нему он нашел молоток и стал приколачивать к двери планки, которые до сих пор не были приколочены. Он работал несколько часов, почти не отдыхая. Элида молча следила за ним глазами. Потом напомнила, что ему следует отдохнуть.
— Да-да, — согласился он и продолжал работать, пока дети не вернулись из школы. Он решил положиться на свой организм, и будь что будет. Разве не об этом сказал ему целитель? "Окажите жизни доверие!"
Фредрик видел, что Элида и дети затаив дыхание следят за тем, как он оказывает жизни доверие. Через четырнадцать дней он стал намного сильнее, тогда Элида написала благодарственное письмо Марчелло Хаугену и сообщила об успехах Фредрика. Об изменениях. О чуде. Сам Фредрик не хотел писать целителю.
Он столярничал, кашлял и отдыхал.
Элида делает все, что в ее силах, и даже больше, думал он.
Ради него.
А Элида не спала по ночам, думая о том, чем все это кончится.
Фредрик понимал это, однако столярничал, кашлял и отдыхал.
Но однажды, когда он с закрытыми глазами отдыхал в американской качалке, она подошла сзади и обхватила его руками.
— Фредрик, ты стал таким далеким, — шепотом сказала она.
— Еще рано так говорить, — ответил он и попытался улыбнуться.
Он должен ее щадить. Ей все равно этого не понять, понять, что медленная смерть — это унизительная, тяжелая работа.
