Книга Вообрази себе картину, страница 34. Автор книги Джозеф Хеллер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Вообрази себе картину»

Cтраница 34

У людей, до той поры совершенно здоровых, вдруг появлялся сильный жар в голове, а затем покраснение и воспаление глаз и внутренней части рта. Глотка и язык становились кроваво-красными. Дыхание — прерывистым и зловонным. Вскоре больной начинал чихать и хрипеть, и через недолгое время болезнь переходила в грудь, вызывая сильный кашель. Когда же она проникала в брюшную полость, то начиналась рвота с выделением желчи всех разновидностей, известных врачам. Тело больного было не слишком горячим на ощупь. Внутри же жар был настолько велик, что больные не могли вынести веса даже тончайших кисейных покрывал и им оставалось только лежать нагими, а приятнее всего было погрузиться в холодную воду. Их мучила неутолимая жажда. Большинство умирало на седьмой или девятый день. У тех же, кто смог выжить, болезнь поражала крайние части тела: половые органы, пальцы на руках и ногах, иные даже слепли. Были и такие, кто, выздоровев, совершенно терял память и не узнавал ни самих себя, ни своих друзей.

Все это очень похоже на тиф.

Хотя много покойников оставалось непогребенными, птицы и четвероногие животные, питающиеся трупами, к ним не прикасались, а прикоснувшись, умирали тоже.

Больше всего погибло врачей, поскольку они чаще других соприкасались с больными. Средств от болезни так никаких и не нашли, ибо то, что одним приносило пользу, другим вредило.

И от иных доступных человеку ухищрений проку было мало.

Обращения к оракулам и моления в храмах оказались напрасными, и в конце концов недуг взял над людьми такую власть, что они и думать забыли о подобных средствах.

Но самым страшным во всем этом бедствии был упадок духа: как только человек понимал, что заразился, он сразу впадал в уныние и уже более не сопротивлялся болезни.

Ужасно и то, что люди заражались, ухаживая друг за другом, и умирали как овцы.

Это и стало главной причиной большего числа смертей, ибо, когда люди из боязни заразы избегали посещать больных, те умирали из-за отсутствия ухода, а если кто навещал больных, то погибал сам.

Больше всего проявляли участие к больным и умирающим люди, сами уже перенесшие болезнь, так как им было известно ее течение и они считали себя в безопасности от вторичного заражения. И выздоровевших не только превозносили как счастливцев, но и сами они тешили себя безрассудной фантазией, что теперь никакая другая болезнь не будет для них смертельной.

Бедствие отягощалось еще наплывом в город беженцев из всей страны, поскольку жилищ для них не хватало. Живя в храмах, в башнях стен, под открытым небом или в душных по жаркому времени лачугах, они умирали при полном беспорядке.

Умирающие лежали друг на друге; полумертвые, они перекатывались по улицам или сбивались, мучимые жаждой, к колодцам.

Недуг казался столь неодолимым, что люди, не зная, что станется с ними завтра, теряли уважение к любым законам, божеским и человеческим.

Все прежние погребальные обычаи теперь совершенно не соблюдались, каждый хоронил своего покойника как мог. Одни складывали мертвецов на чужие погребальные костры и сами их поджигали, другие наваливали принесенные с собой тела поверх уже горевших костров, а сами уходили.

И в иных отношениях моровое поветрие привело к беззакониям, до той поры невиданным. Поступки, которые раньше совершались лишь тайком, теперь творились с бесстыдной откровенностью. Люди старались побыстрее потратить деньги на те чувственные наслаждения, какие первыми подворачивались под руку, полагая, что жизнь и богатство одинаково преходящи.

И никто уже не тяготел к тому, что почиталось за честь, поскольку не знал, не умрет ли, прежде чем сумеет достичь ее.

Какой прок в благом поведении, если никакого блага от него все равно не дождешься?

Полезным и прекрасным теперь считалось минутное наслаждение.

Ни страх перед богами, ни страх перед законом уже никого не сдерживал.

Что до богов, то казалось — почитай их или нет, все будет едино, поскольку и добродетельные и нечестивые мерли одинаково.

Что до законов человеческих, никто не был уверен, что доживет до той поры, когда его притянут к ответу за дурные дела.

Таково было бедствие, постигшее афинян и жестоко их угнетавшее: в стенах города народ погибал от болезни, а землю разоряли неприятели.

Женщины гибли тоже.

Сестра Перикла.

Да и сам Перикл заразился и умер.

Но он еще успел увидеть гибель сына, с которым поссорился из-за денег. Вражда между ними так и не ослабла.

Он увидел и смерть младшего из двух своих законных сыновей. Когда пришло время надеть погребальный венок на труп младшего сына, он при всех разразился рыданиями, и слезы полились из его глаз, чего раньше не бывало с ним никогда.

Народ винил его во всех бедствиях афинян. Бедные, которым терять было особенно нечего, лишились и той малости, какую имели; богатые же лишались загородных имений, домов и дорогой мебели. А хуже всего было то, что война продолжалась.

Желая мира, они отправили в Спарту послов, но те вернулись, ничего не добившись.

Спарта уже успела перенять у Афин одно золотое правило: никогда не вступать в переговоры с позиции силы.

Сознавая горечь, с которой граждане во всем винили его, и необходимость успокоить город, Перикл созвал Народное собрание. Он обратился к пришедшим с резкой речью, последней из его великолепных речей, воссозданных Фукидидом не без помощи своего собственного немалого ораторского дара.

— Я ожидал вспышки вашего негодования против меня, — сказал он в начале речи. — Подавленные вашими домашними невзгодами, вы обвиняете и меня, убедившего вас воевать, и самих себя, проголосовавших за войну.

В этой речи он сказал гражданам правду, которую опускал в других: их ненавидят.

— Не думайте, что вы сражаетесь за одну лишь свободу. Нет! Утрата империи породит также опасность со стороны тех, чью ненависть мы возбудили, господствуя над ними.

Он также сказал согражданам, кто они такие: тираны.

— К нынешнему времени империя, которой мы владеем, подобна тирании, добиваться которой, может быть, и несправедливо, отказаться же от нее — весьма опасно.

Быть некое время ненавидимыми и порицаемыми — это общая участь, подчеркнул он, всех, стремящихся господствовать над другими.

То, что демократическое государство владеет империей, никому странным не показалось.

В конце концов народ проголосовал за то, чтобы оставить власть Периклу и придерживаться его терпеливой стратегии в надежде выиграть войну.

Перикл сам отплыл во главе флота из ста кораблей, включая и транспортные суда его собственной конструкции, несшие четыре тысячи вооруженных гоплитов и триста всадников, дабы захватить укрепленный город в южном Пелопоннесе и разорить земли и города, лежащие вдоль береговой линии. Земли он разорил, а с городом потерпел неудачу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация