— И где я тебя только не искал! — крикнул Милоу, задрав голову, и в голосе его прозвучал упрек.
— Нужно было искать меня на этом дереве, — ответил Йоссариан. — Я здесь сижу с утра.
— Спускайся, попробуй кусочек вот этого и скажи, каково на вкус. Мне это очень важно знать.
Йоссариан отрицательно помотал головой. Он сидел в чем мать родила на самом нижнем суку, держась за ветку, торчавшую у него над головой, и не желал двинуться с места. Милоу пришлось облапить ствол и карабкаться наверх. Милоу взбирался неуклюже, тяжело дыша и причитая. Наконец он сел верхом на сук и отдышался. Вид у него был мятый и истерзанный. Милоу поправил съехавшую на затылок фуражку. Капли пота блестели на его усах, как прозрачные жемчужины. Йоссариан наблюдал за ним без всякого интереса. Милоу осторожно передвинулся вокруг ствола, чтобы видеть лицо Йоссариана, и, сорвав папиросную бумагу с какого-то коричневого мягкого шарика, вручил его Йоссариану.
— Пожалуйста, попробуй и скажи свое мнение. Я хочу подавать это на сладкое к обеду.
— А что это? — спросил Йоссариан и отгрыз большой кусок.
— Пирожное «Хлопок в шоколаде».
Йоссариан поперхнулся и выплюнул кусок прямо в физиономию Милоу.
— На, возьми! — заорал он раздраженно. — Бог мой, да ты что, спятил? Хоть бы от семян очистил свой хлопок!
— А ты хорошо распробовал? — вопрошал Милоу. — Не может быть, чтобы пирожное никуда не годилось! В самом деле оно никуда не годится?
— Не годится — это не то слово.
— Но я должен добиться, чтобы в офицерских столовых ели мои пирожные.
— Его невозможно проглотить.
— Если надо, проглотят, — жестко изрек Милоу и, отпустив ветку, погрозил пальцем, отчего чуть не свернул себе шею.
— Перебирайся сюда, — пригласил его Йоссариан. — Мой сук покрепче, и отсюда будет виднее.
Уцепившись обеими руками за ветку над головой, Милоу с величайшей осторожностью и опаской начал продвигаться по суку. Каждый мускул на его лице напрягся, и, лишь надежно усевшись наконец рядом с Йоссарианом, он вздохнул с облегчением и любовно постучал по дереву.
— Отличное дерево, — заметил Милоу хозяйским тоном.
— Древо жизни… — ответил Йоссариан, шевеля пальцами ног. — А также древо познания добра и зла…
Милоу пристально оглядел своими косящими глазами кору и ветви.
— Нет, — возразил он. — Это каштан. Уж я-то знаю. Я торгую каштанами.
— Ладно, пусть будет каштан.
Несколько секунд они сидели на ветке молча, болтая ногами и вцепившись руками в сук над головой: один — совершенно голый, если не считать сандалий на ногах; другой — наоборот, затянутый в плотную грязно-оливковую шерстяную форму, с туго завязанным галстуком. Милоу краешком глаза наблюдал за Йоссарианом, но из деликатности не решался задать ему вопрос, вертевшийся на языке.
— Я хотел тебя спросить кое о чем, — сказал он наконец. — Вот ты сидишь голый… Я не собираюсь вмешиваться, но просто интересно: почему ты не носишь форму?
— Не желаю.
Милоу торопливо кивнул, словно воробей, склевавший зернышко.
— Понимаю, понимаю, — согласился он поспешно, сильно смутившись. — Вполне понимаю. Я слышал, как Эпплби и капитан Блэк говорили, что ты сошел с ума. Мне только хотелось убедиться, что это действительно так. — И опять поколебался, тщательно обдумывая следующий вопрос: — Собираешься ли ты вообще надевать форму?
— Не думаю.
Энергичным кивком Милоу подтвердил, что он все понял. Снова наступило молчание. Оба, мрачно нахмурившись, обдумывали каждый свое. Прилетела какая-то птаха с алой грудкой и села внизу на закачавшийся кустик почистить свои упругие черные крылышки. Йоссариан и Милоу сидели, как в беседке, скрытые ярусами нежной зелени, свисавшей над ними, а также стволами соседних каштанов и голубой канадской елью. Солнце стояло прямо над головой в сапфировой голубизне неба, цепочки низких, редких, пушистых облачков радовали глаз безупречной белизной. Воздух был неподвижен, листва повисла безжизненно. Кружевные тени лежали на Милоу и Йоссариане. Кругом царил мир. Вдруг Милоу, сдавленно вскрикнув, выпрямился и взволнованно протянул руку.
— Посмотри-ка туда! — тревожно воскликнул он. — Посмотри. Там кого-то хоронят. Похоже, что там могила.
Йоссариан ответил:
— Хоронят того малыша, что погиб в моем самолете над Авиньоном. Его звали Сноуденом.
— Что с ним случилось? — Милоу перешел на почтительный шепот.
— Убит.
— Это ужасно. — В больших карих глазах Милоу блеснули слезы. — Бедный! Это действительно ужасно. — Он крепко прикусил свои дрожащие губы, и, когда снова заговорил, голос его зазвенел от избытка чувств.
— Но будет еще хуже, если столовые не согласятся покупать мой хлопок. Йоссариан, что с ними творится? Разве они не знают, что они наряду со всеми имеют свой пай?
— У покойника из моей палатки тоже свой пай? — спросил Йоссариан язвительно.
— Конечно, — охотно заверил его Милоу. — У каждого в эскадрилье свой пай.
— Он был убит прежде, чем его зачислили в эскадрилью.
Милоу отвернулся с гримасой невыразимого огорчения.
— Прошу тебя, прекрати попрекать меня этим покойником из твоей палатки, — сказал он капризным тоном. — Я уже говорил, что нисколько не повинен в его гибели. Моя ошибка в том, что я просчитался, закупив весь урожай египетского хлопка, и навлек на всех вас беду. Разве я мог предвидеть, что возникнет такой завал хлопка? Я даже не знал, что в момент покупки на рынке наблюдался избыток хлопка. Случай завоевать рынок подворачивается не так уж часто. И я постарался не упустить этот редкий шанс.
Милоу едва не застонал, когда увидел, как шестеро военных вытащили из санитарной машины простой сосновый гроб и осторожно поставили на землю рядом с зияющим провалом свежевырытой могилы.
— И теперь я не могу сбыть ни клочка, чтобы выручить хоть пару центов, — причитал Милоу с траурным видом.
Йоссариана не трогали ни напыщенный и загадочный церемониал похорон, ни переживаемая Милоу горечь тяжелой утраты. Голос капеллана доносился до него издалека плохо различимым, еле слышным бормотаньем. Йоссариан узнал долговязую, возвышавшуюся над толпой фигуру майора Майора, и ему показалось, что он узнал майора Дэнби, вытиравшего лоб носовым платком. Позади трех офицеров выстроились подковой рядовые, неподвижные, как чурбаны. Четверо могильщиков в полосатых робах, скучая, опирались на лопаты, воткнутые в страшную, нелепую кучу медно-красной земли. Йоссариан увидел, как капеллан воздел очи в сторону Йоссариана, горестным жестом дотронулся до глаз пальцами, снова посмотрел в сторону Йоссариана, на этот раз пристально, и опустил голову. Йоссариан расценил это как конец погребальной церемонии. И действительно, четверо в робах подняли гроб на ремнях и опустили в могилу. Милоу резко вздрогнул.
