— Могу я с вами поговорить? — Дмитрий сделал приглашающий жест в сторону окна.
Дарья недовольно нахмурилась, но все же приняла приглашение и двинулась в указанном направлении, на ходу запустив руку в и без того растрепанную шевелюру. Вообще, растрепанными были не только волосы. Доктор Медведева целиком имела вид растрепанный и распаренный, щеки розовели, светлые волосы торчали в разные стороны, образуя вокруг головы некое подобие нимба. Но Димка готов был любоваться и любоваться на эту красоту.
— Итак? — вопросительные интонации в Дашином голосе граничили с раздраженными.
— Видите ли, в чем дело, Дарья Александровна, — начал Дмитрий и замялся. Чертовски неудобно признаваться девушке в своей симпатии, называя ее на «Вы» и по имени-отчеству. Но в стенах этого помещения, после всего, чему он был свидетелем утром, он просто не мог называть ее иначе. Да и Клавдия Архиповна, деловито шелестевшая какими-то бумагами за стойкой, явно превратилась в одно большое ухо.
Дмитрий глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и продолжил:
— Дело в том, что вы мне нравитесь. Очень нравитесь, — еще раз вздохнул и добавил: — Очень-очень. И я вот подумал, что мы могли бы как-то продолжить наше знакомство…
— Стоп-стоп-стоп, — Дарья наставила указательный пальчик на Дмитрия. — Как вас?
— Дмитрий Тихомиров. Иванович, — зачем-то добавил Дима.
— Так вот, Дмитрий Иванович, мы же с вами в крайний раз все решили. Я — лесбиянка.
Димка понял, что разговор опять заходит в тупик и пора пускать в дело тяжелую артиллерию. Посмотрел Даше в глаза тяжелым внимательным взглядом, которым обычно прочищал мозги самым тугосоображающим своим подчиненным и процедил сквозь зубы:
— Не верю.
Это проняло даже несговорчивую Дашу. Она на пару секунд отвела глаза, стараясь не думать о том, как екнуло сердечко от этого пристального и такого до неприличия внимательного взгляда.
Впрочем, такой ерундой, как внимательный взгляд, Дарью пронять можно было ненадолго. Она снова взглянула на Дмитрия и бодро продолжила:
— Хорошо, давайте придумаем то, во что вы поверите. Садо-, мазо-, некро —… Черт, где же мой любимый учебник по сексопатологии, — доктор Медведева демонстративно похлопала себя по карманам. — Эврика, придумала! Я — фригидна! — она слега развела в стороны руки, таким жестом предлагая оценить свою находчивость.
Матушкин темперамент дал себя знать, и Тихомиров все-таки взорвался.
— Я, что, настолько отвратителен!? — он прикладывал титанические усилия, чтобы не орать во весь голос. — Что, блин, во мне не так?
Дарья сделала шаг вперед, подступив к Дмитрию вплотную, от чего он мгновенно заткнулся. Наставила палец ему на грудь и, яростно глядя в глаза, негромко, но отчетливо сказала:
— У меня там наверху, — палец другой руки ткнул в потолок, — шесть женщин кричат, стонут, мечутся, корчатся от боли, пытаясь дать жизнь своим детям. Одну из них не позднее чем через час мне, скорее всего, придется оперировать. Вы действительно считаете, что у вас есть ко мне дело важнее этого?!
От такого напора Димка потерял дар речи. Оправившись, смущенно пробормотал:
— Я имел в виду не сейчас, ну, может быть, завтра …
Дарья качнула головой и отступила. Дойдя до середины холла, она повернулась к нему и громко сказала:
— Возвращаясь к началу нашего разговора, могу сказать одно — вы или глухой, или у вас склероз, — и, уже обращаясь к медсестре, которая, буквально открыв рот, наблюдала разыгрывающуюся перед ней сцену, добавила: — Клавдия Архиповна, будьте так любезны, расскажите Дмитрию Ивановичу, как справляться с этими недугами. Вам же глухота и склероз работать не мешают. Ну, или почти не мешают.
С этими словами, прихватив какие-то бумаги со стола медсестры, доктор Медведева стремительно покинула помещение санпропускника.
По какому-то непонятному парадоксу больше всего в этом, прямо скажем, неприятном для него разговоре Дмитрия задело то, что Дарья легко и походя обидела добрейшую Клавдию Архиповну, которая так тепло о ней отзывалась.
— Вот же стерва! — простонал Тихомиров, опершись руками на стойку и обхватив ладонями голову.
— Да уж, — согласилась Клавдия Архиповна. Впрочем, обиды в ее голосе не было. — Строгая она у нас. Спуску никому не дает.
Дмитрий поднял голову и посмотрел на медсестру. Та ответила ему полным сочувствия взглядом. У Димы в голове молниеносно созрел коварный план действий. Достал из портфеля дежурившую там на всякий пожарный бутылочку «Хенесси» и плитку горького шоколада. Поставил все это перед Клавдией Архиповной, умоляюще сложил лапки на груди, выдал самый жалостливый взгляд, на который был способен (получилось, откровенно говоря, не очень — последний раз в таких взглядах Дмитрий тренировался в детстве, когда выпрашивал себе собаку), горько вздохнул и сказал:
— Клавдия Архиповна! Пропадаю я. Влюбился. Что делать, ума не приложу. Помогите, пожалуйста.
На месте произнесения последнего предложения хорошо было бы пустить слезу, но Тихомирову это было уже не под силу.
Но и без этого, уже спустя десять минут они сидели вдвоем в служебном закутке и пили чай. От коньяка и шоколада Дмитрий предусмотрительно отказался: «Нет, нет, это вам!». Зато с усердием поглощал в стратегических целях варенье, сваренное Клавдией Архиповной. И слушал.
— Ну, про это, то, что она… — Клавдия Архиповна замялась. — Ну, это, лесбиянка. Не знаю я. Когда я молодой была, про эту дрянь и слыхом не слыхивали. Вроде девка и девка. Но одно точно скажу: мужиков она не жалует.
— Да? — упавшим голосом переспросил Дмитрий.
— Ага. Наших совсем замучила. Она вообще мужиков-гинекологов за людей не считает. Говорит, что в медицину надо идти по призванию и работу свою любить. А если мужик любит смотреть в женские… — тут Клавдия Архиповна запнулась и слегка покраснела, — то это не призвание, а патология.
Тихомиров против воли рассмеялся.
— Знаете, не могу не согласиться.
— Я тоже так думаю, какой нормальный мужик-то пойдет на такую работу, — поддакнула Клавдия Архиповна. — Так она их задраконила всех. Не дай Бог им где напортачить — жизни не даст.
— Это как? — не понял Дмитрий.
— Ну, как-как. Где недоглядел, где ошибся, где еще чего. А она, если это ее женщин касается, спуску не даст. Скандал устроит непременно, заставит все исправлять, если еще не поздно. Еще и докладную напишет. И жаловаться пойдет. А уж язык у нее… — медсестра покачала головой. — Они ее змеей подколодной за глаза зовут.
— Не может быть, — удивился Дима. — Она же такая красавица.
— Да уж, — усмехнулась Клавдия Архиповна. — Она когда после интернатуры к нам пришла, все мужики вокруг нее кружили, хвосты распускали. Она поначалу тихая была, от них бегала. А потом опыта понабралась и построила их всех по линейке.
